Все-таки он успел ко мне здорово привязаться, потому чтомашина не только остановилась, но он сам, несмотря на дождь, вышел из нее идаже не подумал о своем костюме, когда я мокрая, точно курица, бросилась к немуна шею.

— Владимир Иванович, — синими губами зашептала я,трясясь и слегка заикаясь (все взаправду, трясучка и синие губы от холода, ноон решил, что от волнения, и правильно, я на это очень рассчитывала). —Владимир Иванович, пожалуйста, не уезжайте, я вас очень прошу…

— Варя, — растерялся он и даже попробовал немногоотстраниться, но я вцепилась насмерть.

— Владимир Иванович, я не сумасшедшая, так уже было,когда моя мама умерла, я всегда чувствую, и сейчас… ради Бога, не уезжайте, выне вернетесь, пожалуйста, поверьте мне… — Я рыдала, орала, стараясь перекричатьдождь, а Владимир Иванович совершенно обалдел. Из машины выскочили мальчики, ноони не знали, что делать, указания не поступали, а оттащить меня под своюответственность никто не рискнул.

В эту минуту, дождавшись своей очереди, из-за угла возникДок, тоже успевший промокнуть, выглядел он очень разгневанным.

— Сейчас же отправляйся домой! — рявкнул он,подскочив ближе.

— Что случилось? — все еще растерянно спросилВладимир Иванович.

— Она вдруг решила, что с вами что-то случится, —пояснил Док. — Да отпустите вы ее… Я вынужден был запереть ее в комнате,она весь вечер рвалась к телефону вас предупредить, а потом сбежала через окно…

В продолжение его речи я канючила свое, исходила слезами ихватала дорогого друга за руки. Все окончательно обалдели, сцена разыграласьсовершенно нелепая и даже дикая. Когда я в очередной раз взвизгнула:

— Он врет, я знаю, я всегда знаю, я несумасшедшая! — в мозгах Владимира Ивановича промелькнула любопытная мысль,и он спросил:

— Про мать она говорит правду?

— Это совпадение, вы же нормальный человек, вы должныпонимать, — рассвирепел Док. — Те случаи просто совпадения, поймите,она не в себе и считает, что может предчувствовать.

— Давайте войдем в дом, — совершенно спокойнозаявил Владимир Иванович, чем, признаться, всех удивил. Взял меня за руку, имы, забыв про машину, бросились к крыльцу, шофер сдал назад в еще незакрытыеворота. Со всех действующих лиц на мраморные плиты стекала вода, однако в холлебыло тихо, и мы могли говорить спокойно, то есть это Владимир Иванович мог, яже говорить вообще не могла и только держала его за руку. — В чемдело? — спросил он Дока. — Только короче, без ваших медицинскихтерминов.

— Девчонка решила, что вам грозит опасность, что высегодня умрете. Два дня твердила: «Что-то случится», а ближе к вечеру… вы самивидите.

— Вижу. Такое уже бывало?

— Да, — нахмурился Док. — Она больна, я вамрассказывал…

— Так… Но ее предчувствия иногда подтверждаются?

— Я вам уже говорил: совпадения… Не можете вы всерьездумать…

— Да или нет?

— Да. Просто совпадения, — разозлился Док.

— Сколько раз? — перебил его Владимир Иванович.Человеком он был практичным. Док покачал головой, откинул со лба мокрые волосыи вздохнул:

— Да поймите вы…

— Сколько? — сурово спросил мой старший друг, иДок с огромной неохотой негромко пробормотал:

— Всегда… Она… нездорова, а вы разумный человек…

— Помолчите немного! — рявкнул Папа, и Докзаткнулся, потому что просьба была выражена таким тоном, что возражений непредполагала.

Охрана пребывала в очумении, а Володя кусал губы. Он,кстати, с хозяином ехать не собирался, появился на шум из недр дома, и сейчасстоял в дверях, усиленно избегая моего взгляда.

Тут неожиданно подал голос Резо, он вообще-то редко баловалобщественность переливами своего голоса, а в данной ситуации ему бы и вовсепомалкивать, но именно он открыл рот и меня порадовал:

— Владимир Иванович, не стоит вам ехать.

Владимир Иванович размышлял полминуты, потом кивнул:

— Резо, позвони Андрею… Нет, лучше я сам позвоню, а тыотправь ребят…

Резо кивнул и заявил Володе:

— Поедешь ты.

Не знаю, как тот устоял на ногах, но к машине пошел вродебыл немного не в себе, но на это, кроме меня и Резо, вряд ли кто обратилвнимание.

Володя и еще двое ребят сели в машину и уехали, а мыостались: я, Владимир Иванович, Док и два охранника. Теперь лишь бы мой дорогойдруг не сразу кинулся к телефону.

Я прикрыла глазки и сидела у стены на резной скамейке,мокрая, с синими губами и белым от пережитых волнений лицом. Утомительная эторабота — лицедейство, молоко надо давать за вредность.

Наконец-то на меня обратили внимание, точнее, на мойплачевный вид, к этому моменту я уже по стенке размазывалась.

— Варя, — кинулся ко мне Док, само собой, я ничегоответить не смогла и еще больше закатила глазки. Тут и Владимир Ивановичмалость струхнул и тоже кинулся.

— Что с ней? — спросил он тревожно.

— Волнения ей противопоказаны, — пробормоталДок. — Ее надо перенести на диван.

— Давайте в гостиную, — игнорируя заботу Дока,Владимир Иванович лично подхватил меня на руки и поволок в гостиную, но силымалость не рассчитал, мужчина он уже в возрасте, а девушка я довольно тяжелая,хотя на вид хрупкая. Вездесущий Резо пришел хозяину на помощь, и я оказалась надиване.

— Кто-нибудь, — волновался Док, — сбегайте кнам, на кухне возле стола чемоданчик.

Один охранник заспешил под дождь, а остальные участникиспектакля таращились на меня. Резо притулился у стеночки, хмурился и сокрушенноморгал ресницами, они у него длинные, что весьма странно при такой величинеглаз, Док с Владимиром Ивановичем стояли возле дивана и держали меня за оберуки, причем Владимиру Ивановичу делать это было неудобно, он стоял согнувшись,но неудобств вроде бы не замечал, а главное, начисто забыл о телефоне. Вернулсяпарень с чемоданчиком, и Док сделал мне укол, успокоительный, что былосовершенно нелишне. Охранник, тоже согнувшись, шепнул ему на ухо:

— Я ключи нашел, на столе лежали, дверь запер, мало ли…

Док в ответ на заботу кивнул, а я чуть не фыркнула, хорошо,успокаивающее начало действовать.