– Лея, а Вас все потеряли, – поведала повариха увидев меня на пороге, – леди Айрис и у Марушки спрашивала, и даже сюда наведывалась, да не одна.

– Все в гостиной? – уточнила я и отправилась на второй этаж, где пройдя мимо двери, из-за которой слышался раздраженный голос леди Торквемады, вошла в свою комнату и остановилась. Судя по тому, что я увидела – здесь был обыск и хотя его последствия постарались ликвидировать кое-какие признаки остались: кровать заправлена по другому, кресло чуть передвинуто и легкий слой пыли под ним был потревожен.

Навык запоминания у меня был отработан впервые пару лет обучения в Академии. Моя соседка Имертель, как неожиданно выяснилось, страдала клептоманией и регулярно совершала набеги на комнаты однокурсников утаскивая какую-нибудь сущую безделицу в виде носовых платков, карандашей для рисования или перьевых ручек. Обладая совершенным слухом, адептка всегда успевала покинуть место «преступления» до появления жильца, но однажды сунулась в комнату Артиваль, где в тот момент скучающая от безделья Розмари (был выходной) копалась в книгах, привезенных моей кузиной из дома. Запечатлев момент кражи привидение тут же настучало ректору и куратор нашего курса взяв за маленькую ручку адептку самолично доставила ее к декану лечебного факультета лорду Таршу, а тот в свою очередь пригласил из Фоксвиллиджа целителя разорванных душ и через несколько месяцев недуг мучавший Имертель не один год был преодолен.

Нас в тот день же собрали в факультетской гостиной, и профессор Тарш прочитал лекцию о клептомании. Целитель объяснил, что мы ни в коем случае не должны изменять свое отношение к Имертель, не травить ее, а наоборот поддержать и помочь справиться с данной напастью, которая встречается нечасто и имеет под собой реальные причины возникновения. Адептка была сиротой, а ее опекуны, выполняя требования по материальному содержанию, практически не обращали на нее внимания и только в случае каких-то происшествий начали ее замечать, что и привело к возникновению заболевания.

– А разве душевнобольных можно принимать в Академию? – удивился Клайв Барнаус, несколько высокомерно оглядывая нас. Имертель естественно в гостиной не было, с ней как раз занимался целитель, – маги – элита нашего мира, императорским органам давно пора пересмотреть критерии отбора в наше закрытое заведение.

– Адепт Барнаус, я бы на Вашем месте язык держал за зубами, – строго заметил профессор, – Вы хотите создать проблемы для своего отца? И кроме того, у Вас, да-да именно у Вас, есть предрасположенность к одному из душевных заболеваний.

– А причем здесь мой отец? – побагровел Клайв, – и не нужно мне рот затыкать, что уже и правду нельзя сказать? Правила приема в Академию устарели еще лет так пятьдесят назад, а с ними все носятся как со списанной торбой. Из-за чего нам, чистокровным магам, приходится учиться за одной партой, с не пойми кем.

– Клайв – паук, – свистящий шепот Артиваль мгновенно заставил его замолчать и адепт Барнаус побледнел, на лбу появились капельки пота. Он вскочил с места, но поняв, что над ним пошутили, со вздохом опустился обратно, а профессор прищурился, – вот-вот, а беретесь выносить приговор. Арахнофобия, голубчик, не так безобидна как кажется на первый взгляд. Пойдемте со мной, странно, что родители не разобрались с Вашей проблемой еще до поступления в Академию, целитель живет через три дома от вашего.

– У чистокровных магов не может быть причин для обращения к целителям разорванных душ, – стуча зубами пояснил адепт Барнаус, – это лженаучно.

– А проще сказать, что профессор Барнаус по какой-то причине взъелся на Лайнела Тримеера, – хмыкнула Артиваль и поднявшись подала Клайву руку, – пойдем, трусишка, наш целитель не кусается, он к тебе даже прикасаться не будет, только разговаривать.

– Я не трусишка, – возмутился адепт Барнаус, но за ее руку ухватился и поднявшись спросил, – а ты откуда знаешь? Была его пациентом?

– Ага, атихифобия – боязнь неудачи, – улыбнулась кузина и прежде чем они исчезли во вспыхнувшем переходе, пояснила, – семейка-то волшебная, все вокруг талантливые, а вдруг я не соответствую?

Благодаря тому случаю я развила наблюдательность, а адепта Барнауса и еще несколько наших однокурсников лорд Лайнел успешно излечил от разных фобий.

Воспоминание мгновенно пронеслось в голове, и я опустилась на корточки, рукой приподняла пылинку и поднесла к носу. Запах ладана, воска и старой книги еще ощущался.

– Мда, леди Торквемада, а что Вы здесь искали? – подумала я выпрямляясь и инстинктивно прижимая к себе игрушку с ключами, – и где наши? И вот странно, а почему я вспомнила о фобиях? Столько лет до них дела не было и вот те раз…

Легкие, и почти неслышные шаги приближались, распахнулась дверь, знакомый, и уже родной голос произнес:

– Вот ты где, Лея. Уже догадалась?

– Ага, и что она здесь искала? – поинтересовалась я у Виданы, она вошла в комнату и плотно прикрыла за собой дверь, – это ведь была леди Айрис, правильно?

– Не знаю, Лея, она ли здесь поразвлеклась. Видишь ли, леди Айрис из поля моего зрения практически не исчезала, а здесь нужно было время. Скорее всего комнаты обыскали в тот момент, когда мы все были на погребении.

– Так, а скажите мне, крестная, что дальше? Хозяйка имения обрела вечный покой в склепе, но мы не можем покинуть это место.

– Нет, мы не можем улететь, – пояснила леди Тримеер и подойдя к окну устремила свой взгляд в сторону где за деревьями спрятался коттедж, – знаешь, а он мне не дает покоя, что-то там не так. Ты выполнила то, о чем я просила?

– Да, я нашла место, где кого-то зарыли, – согласилась я подойдя и встав рядом с ней, – так почему мы не можем покинуть имение? Что нас здесь держит?

– Преступление, дорогая, нас здесь держит нераскрытое преступление и одна история о которой леди Айрис хочет поведать всем через три часа, она организует поминальный ужин. Лея, если тебе нужно что-то выполнить, сделай это сейчас, что-то мне подсказывает, что вечером особняк будет невозможно покинуть. Поспеши, девочка, а я займусь своими делами.

Я смотрела как она покидает комнату, а затем еще раз окинула взглядом комнату, чтобы запомнить расположение вещей, и поспешила вниз. На кухне никого не было, и я незамеченная никем пробежала по огороду и устремилась в лес. Сумрачный, закрывший от меня голубое небо, он встревоженно шумел, деревья шептались, будто предчувствуя, что я решила сделать. Да, их жизнь уже никогда не будет прежней, как и моя тоже. Дуб, перед которым я остановилась, покачивая ветвями, не спешил открывать мне хижину.

– Дедушка, – я погладила его грубую шероховатую кору, – ты многое видел и еще увидишь, а у твоего жильца времени остается всего ничего, позволь мне отправить его туда, где он сможет увидеть свой милый дом, прежде чем врата Вечности распахнут перед ним свои чертоги.

И вот я открываю ключом дверь хижины, где в полудреме-полубреду странник, обрекший себя на такое существование, поет о замке, и о его милой владелице потерянной им навсегда. Открывая переход, я заклинанием поднимаю его с кресла и не успеваю отправить. Распахнулась дверь хижины, и лорд Трибоний ввалился внутрь, заняв все свободное место.