— За усвоение материала пять из пяти, — похвалил МакКензи. — За трюк с пледом — шесть.

— Спасибо, — вздохнула я, стряхивая кошачью шерсть с рук и заваливаясь на кровать. — Однажды, когда Макс с Керой расстанутся… — Я пропустила мимо ушей шутку парня по поводу моего уверенного «когда», и продолжила: — …постараюсь собраться с духом и прыгнуть в этот омут с головой.

Друг ободрил меня улыбкой:

— Ты вынырнешь в любом случае, Коллинз. Зато в старости не будешь ныть своей кошачьей ферме об упущенных возможностях.

— Ага, насколько поняла, ныть я буду тебе, — ухмыльнулась, запрыгнув на кровать и растрепав волосы МакКензи, которые теперь были на уровне моего лица.

Мне ответили захватом талии и повалили на кровать. Из-за щекотки парня мое платье помялось, а щеки зарделись румянцем.

— И еще одно правило. — Брюнет прижимал меня к матрасу. — Доверяй своему мужчине.

— Ты не мой мужчина, если сейчас пытаешься упрекнуть меня в неверии, — игриво прищурилась я и лицезрела улыбку МакКензи.

— Но ты выбрала меня своим другом. А значит, это отчасти относится и ко мне.

— Разве я не могу уточнять или вести дискуссию с мужчиной, которого выбрала на ту или иную должность в своей жизни?

Парень задумался, и я воспользовалась повисшим молчанием:

— МакКензи.

— А?

— Я хочу печенье, но не хочу вставать. Принеси, пожалуйста.

— А милые глазки только для Макса строишь, — засмеялся он и перекатился на спину рядом со мной — явно рассчитывал, что буду его уговаривать. — Везунчик он.

Это точно. Когда только до него дойдет?

Макс

Мое вторжение на ночь глядя воспринялось родителями, по обыкновению, радушно.

— Как хорошо, что ты пришел, родной! — Мама обнимала меня, попутно проводя осмотр. — Сердце из груди выпрыгивает, щеки горят. Уверена, если попробую померить давление, оно будет выше нормы. Ты либо запыхался, либо заболел.

— Первое, я бегал, — заверил женщину, опасаясь оказаться в постели с градусником во рту и тонометром под боком. — Так что, вы тут с папой чаевничаете?

Тот поднял чашку с удовлетворенным: «Так точно», и мама предложила присоединиться, успев при этом уже залить кипяток в новую чашку.

— А знаете, чем ваша дочь наверху занимается? — поинтересовался, плохо скрывая раздражение в голосе.

— Они с Кевином читают мои журналы, — беспечно ответила мама.

Я фыркнул так выразительно, как никогда прежде, желая всем своим видом показать абсурдность ее заявления. Но вместо того чтобы заниматься голословными — за неимением доказательств — обвинениями, решил уговорить папу отнести чаю этим двоим.

Мне не терпелось увидеть, как этого нахала МакКензи за шкирку вышвырнут на промозглую улицу, запрещая впредь приближаться к Этти ближе чем на милю, но, когда я доволок папу до двери комнаты сестрицы, та отворилась.

— Вы так любезны, мистер Коллинз, — улыбался растрепанный МакКензи, принимая чай и печенье из папиных рук.

Этти болтала ногами, лежа на кровати. На ней было то же платье, что ранее покрывал плед, но это не успокаивало. Может, я просто опоздал.

— Макс, рад тебя видеть! — Парень протянул мне свободную от подноса руку.

Мне хотелось скрутить ее и воплотить фантазии о выдворении МакКензи лично, но мешало осознание того факта, что уговор он не нарушал, ведь инициатива была за Этти. Той, для которой, очевидно, наш «почти поцелуй» не значил и доли того, что значил для меня. Впрочем, мне начинает казаться, что он и вовсе был лишь в моей голове.

Стоило об этом подумать, как сестрица выглянула из-за спины парня. Румяная, чутка растрепанная, помятая…

— Макс? Я не знала, что ты придешь сегодня. А мы тут… — Она начала перебирать косу. — …читали.

Счастливая улыбка Этти не обрадовала так, как я на то рассчитывал. А все потому, что, не будь меня здесь, она все равно украшала бы губы, которых мне никогда не коснуться.

Полетт, 3 марта

Последним уроком в идентичном расписании МакКензи и Грейс числилась биология. Я пренебрегла переодеванием после физкультуры и направилась на поиски нужного кабинета. В скором времени мне оставалось только переминаться с ноги на ногу в ожидании звонка, чтобы забрать Грейс на встречу с потенциальными работодателями.

Ученики выходили один за другим, а нужные мне двое оказались последними. Их неспешный шаг сопровождался диалогом и изучением герметичного пакета, содержимое которого меня откровенно пугало.

— Что это за гадость? — поморщилась я.

Вам знакомо выражение «Меньше знаешь — крепче спишь»? Так вот точнее было бы: «Меньше знаешь — меньше блюешь».

Оказалось, на уроке МакКензи и Грейс препарировали свиней и мистер Грин любезно позволил им оставить замаринованный труп парнокопытного себе. Понятия не имею, как у них рука поднялась разрезать несчастное животное, зачем они забрали «потерпевшего» с собой и как могли так спокойно держать это в руках. Лично я молниеносно схватилась за первый попавшийся под руку рюкзак.

МакКензи сам виноват. Не нужно было: а) тыкать мне в нос эту мерзость; б) носить рюкзак на плече; в) держать его открытым.

Парень закрыл глаза, его глубокие вздохи разбавлял хрипловатый смех Грейс.

— Тебе повезло, что я люблю тебя, Коллинз, — через силу сказал он, а затем придвинулся ближе и прошипел на ухо: — Но объяснять библиотекарю, почему книги в рвоте, будешь ты, ясно?

***

— Надо же, — наплевала на типичные приветствия Грейс, — какая встреча! Кай Паркер [47], верно? Фанатка вашей работы.

Бен пожал ее протянутую руку, поглядывая на Лоис «понятия не имею, о чем она» взглядом.

— Я на кого-то похож? — предположил он.

— Шизанутого маньяка, да.

— Интересный контингент.

— Совет: не забрасывай бритву, а то волосатость физиономии испортит весь обворожительный эффект.

Я выступила вперед, надеясь спасти неосторожную Кучеряшку от гнева ревнивой мисс Лестер.

— Ребята, это Грейс Ларсен. Почему-то именно сегодня, — я выразительно взглянула на девушку, — весьма болтливая, но талантливая танцовщица. Грейс, это Бен Бенкс и Лоис Лестер. Они скоро женятся.

Грейс подняла одну бровь:

— Это что же, вас двоих свела любовь родителей к аллитерации?

Жених и невеста синхронно заломили бровь.

— На самом деле она милая, правда, — невинно улыбнулась я, скрещивая пальцы за спиной.

Макс, 12 марта

В пятницу тринадцатое непременно должно было случится что-то плохое. Однако часы шли, а день продолжал походить на сурковый.