– Можешь объяснить, что это все означает? Что ты ищешь?

– Слонов! – Ольга раскраснелась, глаза блестели – она былавне себя. – Я ищу своих слонов! Потому что это мои слоны! Мои, а не ВадимаБойко!

Ольга отодвинула Дарью вместе с креслом и стала шарить настеллаже. Может, там? Нет. Слонов и след простыл.

До Дарьи начало доходить.

– Хочешь сказать, что Бойко…

– Да! Да! Я показала ему слонов. Еще перед отъездом. Онсказал – слишком сахарно! Сказал, что сам покажет Грозовскому и чтобы я необольщалась! Он их украл, понимаешь?! Украл и сказал, что это его слоны?! Иэскизов нет! Ничего нет!

Ольга без сил опустилась в кресло. Ее трясло мелкой дрожью.

– Даша! Что теперь делать?!

Дарья задумалась на секундочку, глотнула кофе ирезюмировала:

– Ничего. Все уже сделано.

Потом они сидели на бульваре, курили, и Дарья в сотый разобъясняла Ольге, какая она дура.

– Я не дура. Это мои слоны и моя идея! – твердила Ольга.

– Ничего похожего. – Дарья откинулась на спинку скамейки ищурилась на солнце. – Это была твоя идея. Ясно? Была. А теперь это идея ВадимаБойко. Заказчику, могу тебя обрадовать, совершенно наплевать, какая фамилия ухудожника – Бойко или Громова! Наши корпоративные дрязги – кто у кого украл,кто с кем переспал, кто кого под монастырь подвел, – они ведь никого, кроменас, не касаются. И ни хрена ты не докажешь, и, главное, доказывать некому.

– Грозовскому…

Дарья присвистнула:

– Грозо-овскому… Оно ему надо? Ты думаешь, ему оченьинтересно слушать, что Бойко у тебя попер идею? Что ты скажешь Грозовскому?Бойко – негодяй, и все такое? Подумаешь, бином Ньютона, это и так всемизвестно! Грозовскому плевать на это.

Ольга не понимала, как можно плевать, когда один сотрудник удругого украл идею, выдал за свою… Хотя… Наверное, Дарья права. Грозовскомунадо одно: чтобы работа делалась и чтобы заказчики были довольны. История прослонов некрасивая, конечно, но в сухом остатке – как раз то, чего добивался отних Грозовский. Работа сделана, заказчики довольны. Больше Диму ничто не волнует.

– Все равно. Это подло и нечестно! – Ольга снова закурила.

– Прости, пожалуйста, а тебе кто-то сказал, что бизнесдолжен быть честным?! – любезно осведомилась Дарья. – Так это тебя, Оль,обманули. В наших делах каждый сам за себя. Ты Вадиму, считай, собственнымиручками подарила свою работу. Вместо того чтобы биться теперь в истерике икусать локти – делай выводы. И учись защищать свои интересы. Потому что никтоэтим заниматься не станет. Ты кто?! Ты никто. Ноль без палочки. Самородокхренов! Никто тебя не будет прикрывать, и никто твои интересы защищать не станет!Вадим тут сто лет работает, его все знают, его заказчики любят! А тебя-то ктознает?! Иди-иди, в народный суд иди, в прокуратуру! Доказывай! А здесь за тебяникто не вступится, так и знай!

– И ты?

– И я.

Ольга опустила голосу, затоптала окурок:

– Ясно…

– Нет, дорогая! Ничего тебе не ясно. Если ты позволяешьвытирать о себя ноги, все будут вытирать!..

И в этот момент Ольга очень ясно поняла: больше никто иникогда не будет вытирать об нее ноги. Просто потому, что она никому этого непозволит. Она знала это совершенно точно. Вот просто знала – и все.

Ольга молча докурила, аккуратно затушила сигарету,улыбнулась – холодно, хищно:

– Спасибо, Даш. На самом деле ты мне очень помогла. Скажи,пожалуйста, ты не знаешь, здесь где-нибудь поблизости есть хозяйственный?

Дарья удивилась:

– Понятия не имею. Я по хозяйственным не хожу. А тебе зачем?

Ольга улыбнулась еще шире:

– Кое-что купить нужно.

В тот же день она отыскала хозяйственный неподалеку от метрои купила туристский топорик – тяжелый, острый, с удобной ухватистой ручкой,обтянутой красным ребристым пластиком. Пришло время расчехлить томагавки,дорогие бледнолицые друзья.

«Интеллигентный» сосед Толик, коренной москвич, алкоголик сдвадцатипятилетним стажем, ничего не знал об Ольгином решении откопать топорвойны. Он культурно отдыхал в компании нескольких товарищей по интересам. Ктому моменту, когда Ольга вернулась с работы, наотдыхались они практически дозеленых чертей.

Ольга едва успела отпереть дверь, как сосед, покачиваясь,нарисовался в прихожей:

– А-а, явилась!.. Ну, здорово, лимитчица! Как жизнь молодая?

– Спасибо, хорошо.

Ольга быстро пошла к своей комнате.

– Эй! Ребята! Соседка моя явилась – не запылилась! Ну че тыкак неродная? Идем накатим!

– Спасибо, нет.

– Бре-езгуешь! Слышь, мужики! Брезгует она!

Ольга вошла к себе, но захлопнуть дверь не успела. Толикпродемонстрировал небывалую прыть, догнал ее, затолкал в комнату, дернул заворот так, что ткань затрещала, блузка поползла с плеча.

Швырнул на диван, облапал, задышал сивухой в лицо:

– Вот щас я твое нутро и пощупаю! Лимита проклятая! Впеченках у меня она, лимита-то! Щас я тебе жизнь-то подслащу, стерваурюпинская! Брезгует, чистая больно!

Ольга рвалась из рук соседа, но тот держал крепко, смотрелдикими глазами, пыхтел:

– Ты у меня в ногах валяться станешь! Брезгует она! Я тенутро-то попорчу, тля! Давай сюда, ребята, кто следующий! Щас мы тобойпопользуемся, лимита гребаная!..

Ухватил ее за горло, пристукнул головой о полированную ручкудопотопного дивана. У Ольги поплыло в глазах. Не хватало воздуха. Она забиланогами, пытаясь освободиться, но сосед только крепче сжимал ей горло.

Дружки Толика, привлеченные шумом, столпились в дверях,таращили мутные бельма, ржали.

Ольга исхитрилась вывернуться, укусила Толика за руку. Ворту стало солоно от крови. Толик взвыл, отдернул руку. Секунда – но этогооказалось достаточно. Ольга потянулась куда-то, и через мгновение в руке у нееблеснул топор.

– А ну! Тихо!

Левой рукой она ухватила соседа за ширинку. Толик охнул,скорчился и, кажется, даже протрезвел малость.

Все еще держа соседа за ширинку, Ольга подтащила его кстолу. Он выл и дергался, но ногами перебирал бойко.