Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождь громыхает по листам — и что вам в нем?
Давайте песню запоем — и лишь вперед, вперед.
В лаптях да с посохом — все лучше, чем верхом.
Иль страх берет?
В накидке травяной сквозь жизнь пройдем.
В весенней свежести согреемся глотком —
и оживем
заря над дальнею горой нас встретит,
и нет уже пути под мокрою листвой.
Вернемся в дом —
забудем, что там было — дождь ли, синь ли, ветер.
Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017
"Линьцзянсянь" ("Линьцзянский отшельник")
Ночью вернулся в свой дом в Линьгао ("Всю ночь на склоне пил, трезвел и пил...")
Всю ночь на склоне пил, трезвел и пил,
домой вернулся на рассвете,
услужник храпака давил,
и стук остался безответен,
шумит река, а я стою с клюкой.
Как грустно, что я жизнью жил чужой.
Доколе будет длиться суета?
Затих без ветра волн круговорот...
В челне бы скрыться навсегда,
закончить дни в безбрежье вод.
Примечания
... дом в Линьгао — дом Су ши находился на территории совр. Пров. Хубэй.
Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017
"Наньсянцзы"
Провожая Шугу ("Громада гор тебе видна...")
Громада гор тебе видна,
перед глазами лишь одна стена.
А будь я, словно башенка у дома,
так высок, —
следил бы я, как ты уходишь на восток.
Тебе сопутствует вечерний ветерок,
а мне в холодной и пустой светлице
под посверк нескончаемой зарницы
не спится.
Дождь стих, но все еще влажны глазницы.
Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017
"Хуаньсиша" ("Полоскание шелка в горном потоке")
Иду вдоль монастырских стен, где в орхидеях ручей бежит на запад. ("Побеги юные стремятся к ручейку...")
Побеги юные стремятся к ручейку,
скользит тропа меж сосен по песку,
с дождем крик козодоя жаждет слиться.
Неужто не вернуть нам юных лет?
Ведь вот ручей на запад все струится!
И пусть ты сед — петух зовет рассвет.
Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017
"Цзянчэнцзы" ("Речной город")
Двадцатого дня первого месяца периода И-мао я записал свой сон. ("Истерлась жизни-смерти грань за десять лет...")
Истерлась жизни-смерти грань за десять лет,
и страсти нет,
и позабыть не в силах. Далёко сирая могила,
и некому поведать боль.
А встретимся — меня признаешь ныне?
Я весь в пыли мирской,
виски — что иней.
Тяжелый сон пришел ко мне в ночи:
наш прежний дом, окошко утром рано,
ты перед зеркалом кладешь румяна.
Мы смотрим друг на друга и молчим,
слезами лица омочив...
За годом год невыносимо под луной
тебе лежать одной
в кургане под кривой сосной.
Примечания
И-мао — 1075 год. Стихотворение посвящено памяти умершей жены.
Источник: "Три вершины, семь столетий", 2017
Перевод: Черкасский Л.Е.
"Из старых китайских повестей"
"В мире много тоски..."
В мире много тоски,
Но ничто не сравнится, поверьте,
С тяжкой болью разлук,
С неизбежностью горя и смерти.
Небеса и земля
Необъятны, но тоже не вечны;
Только скорбь и печаль,
Только скорбь и печаль бесконечны.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
"Владыка ада сам распорядится..."
Владыка ада сам распорядится,
Кому, когда и как к нему явиться;
Пришедших в мир загробный раньше срока
Карает он сурово и жестоко.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Перевод: Щуцкий Ю.К.
"Красная стена" / "Красная скала"
1. Часть первая
В год Воды и собаки, в осень, в полнолунье седьмой луны, Су-философ с гостями вместе плыл под "Красной стеной" на лодке. Чистый ветер, легко летя, не вздымал на воде волны; Су вино подносил гостям.
Читали о месяце ясном стихи, и пели о девушке чистой напев.
Миг один — и луна, взойдя, поднялась над горой с востока; медленно поплыла она меж Ковшом и Тельцом по небу. Над рекою тянулся иней, отблеск в водах сливался с небом. И, пустив по теченью челнок, что похож на листок камыша, колыхались на водной глади, не имеющей меры.
О, ширь бездонная!
Так висеть в пустоте, ехать на ветре и не ведать, на чем стоишь!
О, вихрь стремительный!
Так покинуть людей, стать одиноким и, крылатым, достигнуть бессмертия!
Вот тогда они пили вино, радость была велика; в такт стуча по бортам, они пели песню такую:
Мачты из акации, весла-орхидеи...
Мы гребем в пустом сиянии, вверх плывем в потоке света.
Без границ и без конца — вот моя тоска.
Вдаль смотрю, где милый друг, там за краем неба где-то.
Среди гостей один умел играть на флейте. Он вслед за песней вторил ей. И флейты звук гудел-гудел, в нем был и ропот, и тоска, и жалобы, и плач. И отзвуки ее свивались, не прерываясь, точно нить; от них плясал дракон, нырнувший в темном гроте; от