тот момент из него просто вырвался пар. Она поверила в его неловкие объяснения, что вообще-то у него нет привычки бить своих пациентов…

Зина потянула тяжелую дверь и вошла в маленький кассовый зал, где давно затихла всякая жизнь, потому что последний киносеанс состоялся уже несколько лет назад. Теперь касса открывалась только в те дни, когда «Шутиха» давала очередной спектакль. Иван часто повторял, что собрал и объединил всех сумасшедших в этом городе, готовых развлекать нормальных людей. Отчасти именно так это и было, потому что работали они одержимо, не считаясь со временем и усталостью. А актерское отделение института культуры каждый год выпускало в свет новых безработных артистов, с которыми Иван обходился как с женщинами – соблазнял, брал от них все что можно и без сожаления бросал.

Поздоровавшись с вахтершей, которую все артисты звали просто тетей Наташей, Зина поднялась на второй этаж, но, не услышав нигде голоса мужа, на цыпочках побежала наверх. Еще раз, настороженно прислушавшись, она села на ту же ступеньку, где они разговаривали с Климом, когда Зина еще даже не знала его имени. Но разговорилась, потому что у него было такое доброе и немного несчастное лицо.

«Может, мне просто жаль его?» – с надеждой спросила она себя, устраиваясь поудобнее. Но всполохи воспоминаний так резанули по сердцу, что Зина в испуге затаила дыхание, прислушиваясь, как оно сжимается и сжимается, будто норовит уменьшиться до размеров игольного ушка, в которое верблюд-то, может, и проскользнет, а вот Клим вряд ли…

Жалобно оглядывая знакомые стены, Зина все повторяла:

«Что это со мной? Разве я смогу жить без этого дворца? Пусть придуманного… Но я ведь срослась с ним! Без нашего театра… Да что я такое говорю?! – рассердилась она. – И речи не может быть о том, что я уйду отсюда! Да и с чего мне уходить? Что я придумываю?»

Зина продолжала настойчиво убеждать себя в этом, но вместе с тем чувствовала, что это дается ей с таким трудом именно потому, что где-то в самой сердцевине ее существа все ощутимее становилась уверенность в том, что она и в самом деле уже уходит. Не совершая никаких действий и ничего не предпринимая. Отдаляется от всего, что тридцать лет составляло ее жизнь… И происходит это только потому, что какой-то человек увидел во сне, что ее жизнь была совсем другой.

Не желая сдаваться так быстро, Зина, скрупулезно перебирая в памяти, напоминала себе, сколько раз ей уже доводилось выслушивать такие признания и сколько мужчин (и даже одна девушка) говорили что-то похожее про песок и про ее следы, которые они все готовы были целовать. Зина не была ни жестоким, ни равнодушным человеком, но до сих пор ни одному из этих людей не удалось заставить ее пропустить их боль через себя. Зина принимала их любовь и окружала себя ею, как защитным экраном, но в душе ее ничто не отзывалось на их призывы.

Она растерянно спрашивала себя, что же произошло в этот раз, отчего в ней вдруг поселилось это смятение, которое Зине довелось испытать только в юности, когда к ним в класс пришел новенький. Его звали Левкой, а она про себя окрестила его «некрасивым умником». В тот же день его побили, и Зина, которая наблюдала подобные сцены каждый день, неожиданно для себя бросилась в самую гущу и залепила Левкиным обидчикам пару затрещин. Тогда она не спрашивала себя почему. А сейчас пыталась разобраться, но на ум не приходило ни одного вразумительного объяснения. Кроме того, пожалуй, что это необъяснимо.

«И что же теперь? Как же мне жить?» – ей было так жаль себя, будто Клим отбирал у нее все, что было до сих пор дорого, она даже не находила в себе сил сопротивляться. Ее выводил из себя собственный максимализм, ведь Зина отлично знала, что миллионы женщин живут, имея и мужа, и любовника, и никакого душевного разлада это у них не вызывает.

«Почему же я так не могу? Неужели лучше все сломать?!» – возмущалась она, все отчетливее понимая, как ей невыносима мысль – одна только мысль! – о таком двойном предательстве. Зина упрямо твердила себе, что это детство и глупость невероятная, но все доводы, которые она придумывала, не успевали дойти до сердца, разбиваясь о взгляд Клима, заполнивший ее целиком. У него были такие несчастные глаза, когда он сказал: «Я не полюбил бы вас, если б вы не были такой…» Наверное, в ту минуту он тоже прочувствовал, что все будет решаться как в открытом бою и ни о каком компромиссе и речи быть не может…

Она всхлипнула и беспомощно зажала рот рукой. И тотчас откуда-то снизу прилетел отголоском точно такой же горестный обрывок плача. Подскочив, Зина наспех вытерла глаза, перегнулась через перила и, свесив голову, заглянула на первый этаж.

– Аня! – крикнула она, мгновенно успокоившись, будто привычная жизнь, нахлынув, отнесла подальше ее новое горе. – Что случилось?

Девушка, которую она звала, испуганно вскинулась, но, разглядев Зину, снова закрыла лицо ладонью.

– Иди сюда! – позвала Зина. – Поднимайся скорее, здесь никого нет.

Она с недоумением проследила, как Аня преодолевает лестницу, будто боязливо пробует ногой каждую ступеньку. Ей показалось, что девушка готова в любую минуту броситься наутек, если Зина допустит хоть один неверный жест. В театре Аня была не больше двух месяцев, и пока ее задействовали только в детских спектаклях. Зина еще не успела понять, что она собой представляет, но предчувствовала, что сейчас кое-что прояснится.

– Кто тебя обидел? – спросила Зина, не сомневаясь, что это именно так.

– Я… – начала Аня, помолчала и хмуро покосилась на Зину. – Не могу я сказать. Только не вам.

– Если так, тогда все и без слов ясно, – пряча усмешку, сказала Зина – Что он тебе сделал?

Чтобы случайно не попасть впросак, девушка с подозрением уточнила:

– Это вы про кого?

– Про мужа своего, конечно, – спокойно отозвалась Зина. – Давай, рассказывай. Все равно кроме меня никто тебе не поможет.

Раздумывая, она потерла щеки скомканным платочком:

– А вы поможете?

– Смотря в чем дело…

Аня отвела глаза, потом снова боязливо взглянула на нее и наконец выпалила:

– Он требует, чтобы я выступила в ночном шоу.

– Что?! – Зина так растерялась, что кроме этого ничего и сказать не смогла.

– Не меня одну, конечно… И Свету, и Катю, и… Ну, в общем, всех молодых.

Как ни была Зина ошарашена, эти слова задели ее: «Меня уже записали в старухи?»

Постаравшись не выдать себя, она с усмешкой качнула головой и