Ты должен уразуметь, в чем смысл, Рейнмар, должен понять,что иначе поступить я не могу. Что нет, как говорится дыма без огня. Я не могуисключить, что тебя таки перевербовали, что ты работаешь на ту сторону. Сейчас,после допросов Шиллинга, ты просто слишком много знаешь, чтобы я мог позволитьтебе уйти. Возможно, ты и помчался бы отсюда, благородный и шальной Ланселот,выручать и спасать свою любимую Гиневру. Возможно, ты и сдержишь обещаниехранить секреты. Думаю, да что там, верю, что именно так ты бы поступил и таксебя повел. Но я не могу исключить и другого поведения. Такого, которое моглобы свести на нет мои планы. Не могу рисковать. Останешься здесь, в Совиньце. Настолько, на сколько необходимо.

– Сидишь спокойно, – сам Горн прервал долгоемолчание, которое наступило после его речи. – Не кричишь, не сыплешьбранью, не бросаешься на меня… Вижу два объяснения. Первое: ты стал мудрее.Второе…

– Именно второе.

Горн встал. Ничего больше сделать не успел. Дверь с трескомоткрылась, в комнату ворвались Шарлей, Самсон и Гоужвичка. Гоужвичка держалнатянутый арбалет и целился из него прямо в лицо недавнего шефа.

– Ножик, Горн, – от быстрых глаз Шарлея, какобычно, ничего не ускользало. – Ножик на пол.

Гоужвичка поднял арбалет. Урбан Горн упустил на пол стилет,который успел было незаметно вынуть из рукава.

– Ты ошибся относительно меня, – сказалРейневан. – Потому что я, видишь ли, перестал быть наивным идеалистом. Всоответствие, в общем, с твоим светлым учением. Я перешел на расчетливыйпрагматизм и практицизм, на соответствующие убеждения и принципы. Что мойинтерес в иерархии стоит выше, чем чужие. Что всегда надо иметь в запасеаварийный план. И если уж во что-то верить, то лучше всего в золотые венгерскиедукаты, за которые можно купить не одну лояльность. Твои бургманы возвратятсяиз похода лишь послезавтра, твои кнехты сидят под замком. Тебя тоже посадим подзамок. В камеру. А мы выезжаем.

– Поздравляю, Шарлей. – Горн скрестил руки нагруди. – Поздравляю тебя, ибо это же твой план и твоя операция; мня о себекак о ловком прагматике, Рейнмар слишком себе льстит. Что ж, ваша взяла. Вастрое, не считая этого предателя с арбалетом, которого, Бог свидетель, я когда-нибудьпривлеку к ответственности. Однако ты, Шарлей, разочаровал меня. Я считал тебямужчиной.

– Горн, – прервал его Шарлей. – Переходи кделу. Или переходи в камеру.

– А ты пугал бы меня камерой, если бы нас было толькодвое? Ты и я? Один на один? Le combat singulier?[93] Не хочешьубедиться, что бы из этого вышло?

Самсон покрутил головой. Рейневан открыл рот, но Шарлейжестом попросил замолчать.

– Хорошо. Давай убедимся, что бы из этого вышло. Тыдействительно этого хочешь?

Горн не ответил. Вместо этого он подскочил, как пружина, совсей мощи ударил ногой Шарлея в грудь. Демерит полетел на побеленную стенку,оттолкнулся от нее спиной и быстро вскочил, но Горн был еще быстрее. Онподскочил, ударил правым боковым в челюсть, добавил левым, Шарлей упал,разломав табурет, Горн уже был возле него, замахнувшись ногой. Демеритувернулся, схватил его обеими руками за ногу и повалил. С пола они поднялисьпочти одновременно. Но это уже был конец боя. Горн проводил боковой, Шарлейлегким, почти незаметным обманным движением избежал кулака, с оборота резкоударил Горна в подбородок, добавил с размаха, аж гул пошел, в пируэте ударил влицо локтем, во втором пируэте – предплечьем, а с обратного оборота – кулаком.После этого последнего удара Горн перестал быть способным к бою. Демеритнапоследок дал ему еще раз, очень сильно, потом добавил ногой, окончательноположив на доски.

– Ну, наверное, вышло бы так. – Шарлей вытер губы,выплюнул кровь. – Вот мы и убедились. В камеру, Горн.

– Мы запрем тебя отдельно, – предложил Рейневан,помогая вместе с Самсоном Горну подняться. – А, может, желаешь вместе сШиллингом? Поболтаете себе. За разговорами время не так долго тянется.

Горн ехидно посмотрел на него из-за быстро растущего отёка.Рейневан пожал плечами.

– Твои люди, когда вернутся, тебя выпустят. Мы в этовремя будем уже далеко. Кстати, к твоему сведению и чтоб успокоить: мчу, какЛанселот, на выручку Гиневре, похищенной злым Мелеагантом. Другие проблемы, втом числе твои планы, временно меня не интересуют. Сводить их на нет, вчастности, не собираюсь. А тайну сохраню. Так что, с Богом. Не поминай лихом.

– Иди к черту.

На дворе Гоужвичка, Сметяк и Заградил получили от Шарлеявыпоротый из седла кожаный пакетик. Это было двадцать мадьярских дукатов золотом,вторая часть платы, обещанной и полагавшейся после выполнения услуги. Шарлей небыл настолько глуп, чтобы отдать все сразу. Моравцы, не мешкая, вскочили вседла и исчезли вдали.

– Их поспешность понятна и показательна, –прокомментировал Шарлей, глядя им в след. – Их повторная встреча с Горноммогла бы закончиться неприятно. Петлей на шее, в лучшем случае, поскольку болеемедленной смерти я бы тоже не исключал. Это прямо мне напоминает, что и мыдолжны удалиться. И побыстрее.

– Вместо того, чтобы болтать, погоняй коня. В путь!

Подковы громким эхом застучали под сводом ворот. А потом иховеял ветер, теплый ветер из Одерских высот.

Они понеслись галопом по круче взгорья, дорогой, ведущей вдолину.

В долине они въехали в лес, в темное и влажное лесное ущелье.Ущелье вывело их на безлесье.

А тут дорогу им заградили полсотни всадников.

Один, верхом на сивке, выехал вперед шеренги.

– Рейневан? Хорошо, что я тебя вижу, – сказалПрокоп Голый, прозванный Великим, верховный гейтман табора, directoroperationum Thaboritarium. Как раз ищу тебя. Ты мне срочно нужен.

в которой мы на некоторое время оставим наших героев вМоравии, чтобы перенестись, так же и во времени, в город Вроцлав. Который, какокажется, бывает городом небезопасным.

– Антихрист, – прочитал с волнением писарь, склонившисьнад листом, – будет из колена Данова.

Он откашлялся, посмотрел на епископа. Конрад из Олесницыглотнул из чаши, засмотревшись в приоткрытое, сверкающее отблесками света окно.Казалось, что он не слушает, что до подготовленного текста ему вовсе нет дела.Писарь знал, что это нисколечко не так.