дыхание, а она забирает твое, кажется, что исход уже предрешен. Вот он, финал, и любые действия потеряли смысл. Но это неправда. Даже в такой миг остается два пути.

Первый из них – покой и смирение. Закрыть глаза и просто все принять. Не мучить себя болью сопротивления, плыть по течению до самого водопада, смириться… упасть, если нельзя не упасть. И нет в этом ничего постыдного, нет ничего преступного. Право упасть остается за каждым и требует уважения.

Но есть и второй путь: драться до самого конца, даже зная, что он близок и неизбежен. Продлять собственную агонию не ради самого процесса, а в попытке получить крошечный, в большинстве случаев невозможный шанс что-то изменить.

Сложно сказать, какой из путей дается труднее. Это лишь на первый взгляд кажется, что ответ очевиден, на самом деле у любого выбора свои плюсы и минусы. Смирение защищает от боли, но не от горечи сожаления. Борьба дарит ярость, надежду, отпугивающую страх. Даже если ничего не получится, ты не успеешь это по-настоящему осознать.

Выбор чаще всего делается подсознательно. Смерть ведь уже рядом – и она не возьмет паузу, давая своей жертве взвесить все «за» и «против». Так что финальное решение обнажает душу, позволяет человеку увидеть, кто же он такой на самом деле.

Именно поэтому она боролась. Даже в те последние секунды, что были отведены на эту борьбу. Острый от природы ум стал ее ловушкой: она сразу поняла, чем дело кончится. Она не надеялась выжить, не искала того самого спасения, которое мерцало одинокой звездой в огромной черной Вселенной. Она просто делала то, что делала всю жизнь. Какой смысл изменять самой себе в последний момент?

Естественно, она проиграла, к этому все и шло с самого начала. Всей ее силы, дарованной при рождении, и всего опыта, накопленного за долгие годы, оказалось недостаточно. Просто так бывает – смерть забирает лучших, справедливость – не ее сестра.

Она должна была раствориться, но за миг до того, как ее настигло поражение, все закончилось. Просто закончилось, не из-за правильности ее поступков, а потому что вмешалась третья сила, которой не было до нее никакого дела. Мир застыл – и она застыла в нем. Почти мертвая, почти уничтоженная, почти… «Почти» никогда не считается. Порой это не так уж плохо.

Она осознала свое «почти» не сразу. Куда там! Когда смерть побеждает в схватке, она берет очень много. Но если приговор не приведен в исполнение, а победительница отступила, время меняет сторону. Теперь оно работает на проигравшую, оно лечит, сращивает, восстанавливает и исцеляет. Оно делает то, во что никто уже не верит, и однажды творит чудо…

В день, когда время решило, что настал черед чуда, где-то глубоко под землей, в кромешной тьме, Римильда Фревилл впервые за много месяцев открыла глаза.

Глава 8

Они должны были напасть хотя бы сейчас, Альда ожидала этого. Она постоянно следила за мыслями горожан, чтобы не упустить момент, когда им передадут приказ подойти ближе. Может, и не броситься на чужаков, но оказаться на нужном расстоянии, чтобы скрытая в них болезнь сумела сделать свое дело.

Вот только никакого приказа по-прежнему не было, повторялась ситуация с Аароном. У хозяев планеты не было смысла скрываться, уже очевидно, что пришельцы знают о них. Команду «Северной короны» нельзя было отпускать, иначе следующим сюда наведался бы космический флот. Но даже понимая все это, хозяева Бару выжидали.

Объяснений могло быть несколько: они не предполагали, что Кай выживет, не разобрались окончательно, с кем имеют дело, а может, телепат уже убрался отсюда и с такого расстояния не может манипулировать целым городом. Как бы то ни было, паузой нужно было пользоваться.

Как только Кай смог подняться на ноги, – а благодаря помощи его сестры произошло это даже быстрее, чем они ожидали, – команда покинула город. Их никто не преследовал, и когда они взяли машины местных, им и слова не сказали. Они будто вступили в чужой спектакль, потом сошли со сцены – а спектакль продолжился без них. Но для кого-то ведь это вся жизнь!

Насчет следующего пункта назначения и сомневаться не приходилось: полигон уничтожения отходов. Такой полигон по правилам должен был размещаться на каждой территории, использовавшейся для испытания медицинских препаратов. Там ликвидировались и неудачные образцы, и вспомогательные вещества, и просто бытовой мусор. Там же должен был располагаться крематорий для пациентов: при любом исходе эксперимента их тела считались биологической угрозой.

Больше там ничего находиться не должно, но это по протоколу. Уже когда они приблизились к свалке, Альда смогла рассмотреть, что и в этой части Бару действовали свои правила.

Естественной границей полигона служила череда высоких деревьев. Они вроде как заслоняли неприглядную картину, спасая от нее жителей городка. Но они же многое скрывали – например, автоматические охранные пушки, закрепленные на ветвях. Такое оружие в прошлом могло доставить немало проблем, однако Матео сразу сказал:

– Отключены, причем давно.

– Тем лучше, – отмахнулась Янга.

– Здесь уже сложно сказать, что лучше, а что нет, – возразил ее брат.

За деревьями начинались горы мусора, который вроде как не успели утилизировать до банкротства компании, и он так и остался здесь – странными разноцветными холмами, которые уже успели порасти мхом и травами. Однако любой, кто присмотрелся бы к мусору внимательней, обнаружил бы, что он подобран очень уж удачно. Строительные материалы, которые в городке не использовались. Обломки космических челноков. Металлические фрагменты станкового оборудования. Казалось, что все это специально свезли на Бару, чтобы поместить здесь. Хотя, скорее всего, не казалось: мусор был подобран так, чтобы не создавать неприятный запах и не терять форму годами.

Потому что рельеф полигона был идеально выверен, вместе с деревьями он прикрывал со всех сторон двухэтажное здание. Оно оказалось старомодным, но не таким, как городок. Не нарочито футуристичным, а, напротив, использующим стиль ретро осознанно. Аккуратный белый особнячок, архитектура конца двадцатого-начала двадцать первого века. Со всех сторон его прикрывал мусор, сверху – сеть из лиан, которые пустили по специальному каркасу.

Особняк был не единственной странностью полигона. Чуть дальше начинались горы мусора повыше, и там просматривалось куда больше машин, в том числе и строительной техники. Альда была совсем не уверена, что эти устройства действительно сломаны.

За ними можно было различить верхушку пресса для особо крупного мусора, а дальше – еще одну антенну, похожую на те, что установили в городке, но побольше. Телепатке несложно было определить, что это и есть центр управления всеми глушилками на Бару. Из-за этого на полигоне стоял такой телепатический шум, что у Альды начинала кружиться голова, да и Стефан то и дело морщился в явном раздражении. Хотелось убрать эту проклятую штуку сразу, но соваться в дальнюю часть полигона без проверки телепатка была не готова.

– Осмотрим здание, – решила капитан. – Судя по его состоянию, оно активно использовалось до последнего. Сейчас внутри есть хоть какая-то форма жизни?

– Не ощущается, – отчиталась Янга. – Хотя я в этой дыре уже ничему не удивлюсь!

Удивляться и правда не следовало, это лишь понапрасну отнимало время. Поэтому они восприняли как данность то, что здание до сих пор использовалось – причем и для работы, и для жизни.

На первом этаже располагались лаборатории, операционные и компьютерные залы. Все, что связано с медициной, не задействовалось уже очень давно. Хилеры заявили, что кровь на этой территории не проливалась много лет – скорее всего, весь тот срок, что прошел после ликвидации «Айрмида». Да и инструменты были сплошь устаревших моделей, казалось, что врачи однажды вышли из этих залов, не готовясь покидать их навсегда, но так и не вернулись.

В компьютерных комнатах кто-то регулярно бывал. Тут ко всем машинам были подключены генераторы, и оборудование точно обновлялось. В одном из залов хранились данные, полученные за время испытаний, ими тут же занялись Кай и Матео. В соседней комнате располагался видеоконтроль.

Камеры в городке и правда были повсюду. Одними лишь