не было возможности остановить Гитлера. 23 февраля Чиано записал в дневнике: «Что, собственно, мы можем сделать? Начать войну с Германией? При первом же выстреле австрийцы все как один встанут против нас на сторону немцев»{12}. Возможно, Чемберлен предложил итальянцам не очень высокую цену, но никакая цена не заставила бы их сражаться за безнадежное дело австрийской независимости.

События в Лондоне укрепили уверенность Гитлера в собственных силах. Его противники оттеснялись на обочину. Ось все в большей мере определяла европейские дела, а он определял политику Оси. Тем не менее он все еще ничего не предпринимал. Он по-прежнему считал, что события сами выполнят его работу. И снова, уже в который раз, инициативу проявил Шушниг. Оставаясь в робком недоумении, он копил обиду и на то, как с ним обошлись в Берхтесгадене, и на последствия собственной слабости. Он принял решение остановить неизбежное сползание Австрии к национал-социализму драматическим жестом. Возможно, к этому его подтолкнули заверения австрийского представителя в Париже, что французы примут меры в случае прямой угрозы Австрии. Возможно, такая идея возникла у него просто в результате мрачных размышлений. Этого уже никак не узнаешь. Как бы там ни было, он решил использовать опробованный самим Гитлером метод плебисцита и спросить у австрийского народа, желает ли тот сохранить независимость. 7 марта он обратился за советом к Муссолини, который немедленно ответил: «Это было бы ошибкой». Это неубедительное предостережение Шушниг проигнорировал. 8 марта он рассказал о своем плане австрийским министрам, а на следующий день объявил о нем всему миру. Плебисцит должен был состояться через три дня, 12 марта. Шушниг никак не подготовился к плебисциту и даже не обдумал, как его можно будет организовать. Единственное, что его заботило, – провести плебисцит как можно быстрее, чтобы Гитлер не успел отреагировать. Каким бы ни был вынесенный на плебисцит вопрос, весь мир понимал, что это явный вызов Гитлеру. Немецкий национализм и независимая Австрия наконец пришли в столкновение. Шушниг мог бы задуматься над словами, которые Дьюла Андраши как-то адресовал другому австрийскому премьер-министру, решившемуся на смелый шаг: «Готовы ли вы проводить эти меры пушками? Если нет, то и не начинайте».

Гитлер отреагировал так, словно кто-то наступил ему на больную мозоль. Выпад Шушнига застал его врасплох, и подготовиться он не успел. Ему было ясно, что на «эволюционном решении» можно было ставить крест. Он должен был или действовать, или принять унижение, а принять унижение, когда разрыв с консервативными министрами был еще так свеж, он не мог. Военное командование было спешно вызвано в Берлин. Германская армия все еще не была перевооружена для сколько-нибудь серьезной кампании, и тем не менее она получила приказ о том, что войска, расквартированные вблизи австрийской границы, должны быть готовы перейти ее 12 марта. Для Муссолини было составлено письмо, в котором Гитлер перечислял свои попытки договориться с Шушнигом; завершалось оно заверением: «Я провел окончательный рубеж… между нами и Италией. Это перевал Бреннер»{13}. Принц Гессенский отвез этот документ Муссолини. Риббентроп завершал дела в Лондоне, так что рутинные обязанности министра иностранных дел продолжал выполнять Нейрат. Общее руководство Германией было возложено на Геринга, который должен был оставаться в Берлине, когда Гитлер присоединится к вводимым в Австрию войскам.

Шушниг поджег бикфордов шнур довольно мощного заряда. Когда взрыв произошел, захваченным врасплох оказался уже он сам. 11 марта он узнал, что граница между Германией и Австрией перекрыта. Министры-националисты в его правительстве по указанию Геринга настаивали на отмене плебисцита. Шушниг в унынии обратился к тем державам, которые некогда отстаивали независимость Австрии. Никакого утешения он у них не нашел. Муссолини не отвечал на телефонные звонки. Галифакс в Лондоне сказал Риббентропу, что угроза применения силы – «недопустимый метод». Эффект от этих увещеваний несколько ослаб после заявления Чемберлена, что, «как только мы оставим в прошлом этот неприятный инцидент», можно будет всерьез приступить к работе над достижением англо-германского взаимопонимания{14}. Он ослаб еще сильнее, когда английский посол в Берлине Невил Гендерсон согласился с Герингом, что «доктор Шушниг действовал с поспешным безрассудством»{15}. Единственный ответ, который британское правительство дало Вене, сводился к тому, что оно не готово взять на себя ответственность давать советы, которые могут поставить Австрию в затруднительное положение{16}. Французское правительство пало за три дня до этого из-за какого-то внутриполитического вопроса. Министры в состоянии полуотставки постановили принять «военные меры» – то есть призвать часть резервистов – в случае одобрения Британии. Одобрения из Лондона не последовало, и французы резервистов не призвали.

Всеми брошенный Шушниг остался в полном одиночестве. Вскоре после полудня 11 марта он согласился отложить плебисцит. Но этого было уже недостаточно. В телефонном разговоре Геринг заявил Зейсс-Инкварту, что Шушниг лишился доверия немцев: он должен уйти в отставку, а его место должен занять Зейсс-Инкварт. Это был уникальный в истории эпизод – международный кризис, от начала до конца состоявший из телефонных угроз. Шушниг подал в отставку. Однако президент Вильгельм Миклас отказался утвердить кандидатуру Зейсс-Инкварта – это стало последним отчаянным выражением австрийской независимости. Геринг снова взялся за телефон и сообщил, что немецкие войска остановятся на границе только в том случае, если Зейсс-Инкварт станет канцлером до половины восьмого вечера. Поскольку Миклас упорствовал, в восемь Зейсс-Инкварт назначил канцлером сам себя, но было уже поздно. Зейсс-Инкварту велели просить у Германии помощи в восстановлении законного порядка. Так он и сделал, отправив телеграмму в десять минут десятого. Гитлер не стал дожидаться его просьбы: приказ о вторжении в Австрию был отдан без четверти девять. И все же немцы колебались до последней минуты. Ранним вечером планы вторжения в Австрию были отложены, когда пришло известие об отставке Шушнига. Хотя британские увещевания почти ничего не значили, вмешательства Чехословакии немцы опасались до самого конца. Геринг сказал чешскому послу: «Даю вам слово чести, что у Чехословакии нет ни малейших оснований для беспокойства». Чехи немедленно ответили, что не станут проводить мобилизацию. Они вряд ли поверили заверениям Геринга, но, как и все остальные, понимали, что сделать ничего не могут. Последним заявил о себе Муссолини. В двадцать пять минут одиннадцатого Гесс позвонил Гитлеру из Рима: Муссолини посылает самые горячие приветы, а «Австрия его совершенно не интересует». Тревога, скрываемая за внешней решимостью Гитлера, видна по его эмоциональному облегчению: «Передайте Муссолини, что я никогда этого не забуду… Никогда, никогда, никогда, что бы ни случилось… Я никогда не забуду, что бы ни случилось… Если ему когда-нибудь понадобится помощь или будет угрожать опасность, он может быть уверен, что я буду с ним, что бы ни случилось, даже если весь мир будет против него». Это единственное обещание, которое Гитлер и вправду сдержал.

Немецкая армия вторгалась в Австрию, вернее, торжественно входила туда под всеобщее ликование населения. Но с какой целью? Зейсс-Инкварт уже был канцлером. Геринг сообщил Гендерсону, что войска будут выведены, «как только ситуация стабилизируется», после чего в стране пройдут «абсолютно свободные выборы без какого-либо принуждения»{17}. Таков был первоначальный план нацистов, наспех составленный 11 марта. Зейсс-Инкварт считал, что с его назначением кризис благополучно завершился, и в полтретьего утра 12 марта попросил остановить вторжение. Ему ответили, что это невозможно, и немецкие части продолжили движение, хотя и не без сложностей. Войска не были готовы к активным действиям и по пути от границы до Вены потеряли из-за поломок 70 % техники. Утром 12 марта Гитлер тоже въехал в Австрию. В Линце, где прошли его школьные годы, он выступил перед возбужденной толпой. Он и сам поддался всеобщей экзальтации. Поднимаясь на балкон линцской ратуши, фюрер принял внезапное, незапланированное решение: вместо того чтобы поставить в Вене «ручное» правительство, он включит Австрию в состав рейха. Зейсс-Инкварту, канцлеру на один день, было велено подписать закон о прекращении существования и его должности, и самой Австрии. 13 марта он исполнил приказ. Этот Anschluss вынесли на утверждение всего населения Великой Германии. 10 апреля за присоединение Австрии проголосовали