— Со мной все в порядке, — успокоил Ральф Мак-Говерна. —Просто соринка попала в глаз. Продолжай. Расскажи о своем друге.

— Да что теперь говорить… Он был гением, но за свою жизнь яубедился, что в обществе полно гениев. Думаю, эта страна набита гениями,мужчинами и женщинами настолько умными, что в их обществе чувствуешь себяполным идиотом. Большинство из них работает учителями в безвестности маленькихгородков, потому что им это нравится. Уж Бобу Полхерсту такое положение вещейопределенно было по душе.

Он видел людей насквозь, и это пугало меня… Поначалу. Потомя понял, что бояться не стоит, потому что Боб был добряком, однако при первомзнакомстве с ним я испытал страх. Да и позже у меня то и дело возникала мысль,смотрит ли он на собеседника обыкновенными глазами или просвечивает насквозь,как рентгеном.

В кафетерии женщина наклонилась, держа в руках бумажныйстаканчик с содовой. Малыш, улыбаясь, потянулся к нему и, обхватив обеимиручонками, залпом выпил. Розовое свечение вернулось в мир, и теперь Ральф былуверен, что не ошибся: мальчугана звали Патрик, а его мать не хотела идтидомой.

Ральф не знал, откуда ему это известно, но он все равнознал.

— В прежние времена, — рассказывал между тем Мак-Говерн, —если выходец из центрального Мэна не был гетеросексуален на сто процентов,нужно было приложить немало усилий, чтобы не выдать себя и походить на«нормальных» мужчин. Иного выбора просто не существовало, кроме одного — ездитьв Гринвич Виллидж <Район Нью-Йорка, населенный творческойинтеллигенцией.> и, надев берет, проводить субботние вечера в странныхджаз-клубах, где вместо аплодисментов щелкают пальцами. В те годы сама идея«выйти из кладовой» казалась смешной. Для многих из нас кладовая оставаласьединственным укромным местом. Если только не хотелось, чтобы в темном местеподвыпившие парни превратили тебя в отбивную, весь мир должен был бытькладовой.

Пэт, допив содовую, швырнул стаканчик на землю. Матьпопросила его поднять стакан и выбросить в мусорный бачок — ребенок выполнилзадание вполне охотно. Затем женщина взяла сына за руку, и они медленнонаправились к выходу из парка. Ральф с беспокойством наблюдал за ними, надеясь,что тревоги и опасения женщины окажутся беспочвенными, но зная, что это не так.

— Когда я обратился за работой на историческое отделениесредней школы — это было в 1951 году, — я только что получил диплом в Любеке исчитал, что если устроюсь здесь без лишних вопросов, то смогу прижиться гдеугодно.

Но Боб только взглянул на меня — черт, внутрь меня — своимиглазамирентгеном, и знание просто пришло к нему. Не был он и стеснительным.

«Если я решу предложить вам эту работу, а вы решите принятьмое предложение, могу ли я быть уверен, мистер Мак-Говерн, что не возникнетникаких проблем в отношении ваших сексуальных предпочтений?»

Сексуальное предпочтение, Ральф! До этого дня я и мечтать немог услышать подобную фразу, но она так легко слетела у него с языка.

Поначалу я отнекивался, мол, понятия не имею, что именно онимеет в виду, но все равно обиделся — так сказать, из общих принципов, — нопотом еще раз посмотрел на него и решил унять свой пыл. Возможно, в Любеке мнеи удалось провести некоторых людей, но только не Боба Полхерста здесь. Ему неисполнилось еще и тридцати и едва ли он бывал южнее Киттери больше десяти разза свою жизнь, но он знал обо мне все, имевшее хоть какое-то значение, и на этоему понадобилось всего двадцать минут личной беседы.

— "Никаких неприятностей, сэр", — сказал я кротко,будто был барашком пастушки Мэри.

Мак-Говерн снова промокнул глаза платком, но Ральфупоказалось, что на этот раз жест был, скорее, театральным.

— За двадцать три года, прежде чем я стал преподавать вОбщественном колледже Дерри, Боб научил меня всему, что я знаю по истории ишахматам.

Он был непревзойденным игроком… Думаю, Боб вполне мог быпоказать этому Фэю Чепину где раки зимуют. Лишь однажды я обыграл его, да и топосле того, как болезнь Альцгеймера уже вонзила в него свои когти. После того яникогда больше не играл с ним.

Было и другое. Он помнил множество шуток и анекдотов.Никогда не забывал дней рождения и памятных дат в жизни близких ему людей — онне посылал открыток и не дарил подарков, но всегда умел так поздравить ипожелать всего хорошего, что ни у кого не возникало сомнений в его искренности.Боб опубликовал более шестидесяти статей на исторические темы, прежде всего оГражданской войне, на изучении которой он специализировался.

В 1967-1968 годах он написал книгу «Позднее тем же летом» —о месяцах, последовавших после Геттисберга <Во время Гражданской войны в США1 — 3 Июля 1863 г армия северян под Геттисбергом отразила наступление армииюжан, что создало перелом в войне в пользу северян.>. Десять лет назад онпозволил мне прочитать рукопись; по-моему, это лучшая книга о Гражданскойвойне, которую я когда-либо читал, — единственная вещь, довольно близкая к нейпо мастерству, — роман Майкла Шаара «Карающий ангел». Однако Боб и слышать нехотел о публикации. Когда я спросил его о причинах, он ответил, что я лучше другихдолжен их понимать.

Мак-Говерн замолчал, оглядевшись вокруг — зелено-золотыепроблески света в листве и темные пересечения теней на аллее то и делоприходили в движение при малейшем дуновении ветерка.

— Он говорил, что боится выставлять себя напоказ.

— Я понимаю, — кивнул Ральф.

— Возможно, вот что лучше всего характеризовало его: онлюбил разгадывать кроссворды в «Санди Нью-Йорк таймс». Однажды я высмеял его,обвинив в гордыне. Улыбнувшись в ответ, он сказал: «Между гордыней и оптимизмомогромная разница, Билл, — я оптимист, и в этом все отличие».

В общем, ты уловил суть. Добрый человек, отличный учитель,великолепный, искрометный ум. Его специализацией была Гражданская война, атеперь он и понятия не имеет, что это вообще такое. Черт, он даже не знаетсвоего имени, и очень скоро — чем раньше, тем лучше — умрет, даже недогадываясь о том, что жил.

Мужчина средних лет в футболке с эмблемой университета штатаМэн и обтрепанных джинсах, шаркая, пересек игровую площадку, под мышкой у негобыл зажат мятый бумажный пакет. Он остановился возле кафетерия, намереваясьпорыться в мусорном бачке, по-видимому, в поисках пустых бутылок. Когда бродяганаклонился, Ральф увидел темно-зеленый «конверт», окружающий его, и болеесветлую «веревочку», вырастающую из короны вокруг головы. Внезапно Ральфпочувствовал себя слишком усталым, чтобы закрывать глаза, слишком измученным,чтобы усилием воли прогнать видение.

Он повернулся к Мак-Говерну и проговорил:

— Начиная с прошлого месяца я вижу вещи, которые…