— Помогите!

После чего положила трубку возле телефонного аппарата инакрыла все это сооружение шарфом. Пусть определяют номер и выезжают.

— Чай готов, душечка! — крикнула ЕленаБориславовна из кухни. — Я принесу вам в комнату!

— Не надо утруждаться! — Я появилась на порогекухни и по бегающим глазам хозяйки поняла, что ее паника не только не улеглась,но еще и усилилась. На бледных щеках нарисовались два ярко-розовых кружочка,как будто она специально румянилась перед моим приходом.

Едва я села на табуретку, как сзади меня раздалась какая-товозня. Елена Бориславовна, сидевшая напротив с прямой спиной, молниеноснымдвижением протянула руку к подоконнику и включила приемник. Нас накрыло лавинойитальянского речитатива и массовым рыданием скрипок.

Я непроизвольно обернулась назад. Там стоял высокий шкафчик,в котором могли бы храниться кастрюли или запасы круп. Сейчас, скорее всего,там прятался человек, правда, для этого нужно было снять несколько полок. Так иесть: они лежали наверху шкафа. Тотчас же у меня появилось ощущение, что я сижуголая, а между лопаток у меня красной краской нарисованы концентрические круги,и в середине — жирная точка. Эта воображаемая точка тут же заныла и зачесалась.Я свела лопатки вместе и слабым голосом спросила:

— Как поживает Барбара?

— Отлично, просто отлично! — в тон мне ответилаЕлена Бориславовна. — Правда, она стала ужасно рассеянной с годами. Вчерапролила на подол несколько капель ликера. Придется раньше срока сдавать платьев чистку. Это накладно!

Мы еще некоторое время обменивались глупыми замечаниями, апотом в дверь позвонили.

— Ах, боже мой! — воскликнула Елена Бориславовна ивсплеснула маленькими руками. — Не стану открывать, кто бы там ни был.

— Почему? — тупо спросила я.

— Провожу тебя и лягу вздремнуть. Что-то у меня головаболит.

Я протянула руку и выключила приемник.

— От такого рева она может даже отвалиться. А дверь всеже лучше открыть. Мало ли кто это. Вдруг Егор?

Это предположение напугало Елену Бориславовну почти до обморока.«Наверное, она боится за своего брата, — подумала я. — Если Егоробнаружит в доме бандитов, он ведь не станет церемониться и может нарваться нанож или на пулю». Впрочем, сама я была уверена, что это милиция. Подталкиваябезвольно обмякшую хозяйку в спину и в то, что пониже спины, я отбуксировала еев коридор и заставила открыть все замки. В квартиру вошли милиционеры.

— Минутку, женщины, — сказал один из них и,оттолкнув нас плечом, рванул в комнату. Второй спустя секунду оказался возледвери ванной, а третий — на кухне.

Елена Бориславовна и я побежали следом. Я постучаламилиционера по плечу и, когда он обернулся, одними губами сказала:

— Он здесь, в шкафу.

Поскольку шкаф на кухне был только один, на него милиционери наставил свое оружие.

— Руки вверх! — крикнул он. — Выходи, иначеоткрываю огонь на поражение!

— Не надо, пожалуйста! — проблеял шкафчеловеческим голосом.

Дверцы дрогнули, и в ту же секунду оттуда вывалилсямаленький человечек в парадном костюме и галстуке-бабочке. Когда он выпрямился,держа руки над головой, как пленный фашист, мы смогли хорошенько разглядетьего. Он был сухонький, низенький, тощенький и, судя по виду, готовился отметитьили уже отметил никак не меньше, чем свое восьмидесятилетие.

— Кто набирал ноль два? — спросил милиционер,опуская оружие.

— Я, — трусливо ответила я, отступая кдвери. — Я была уверена, что тут террористы. Хозяйка квартиры вела себяподозрительно, и я заметила синяки у нее на руке. Елена Бориславовна! Покажитесиняки!

Вместо того чтобы послушаться, Елена Бориславовна попятиласьи, упершись в стену, еще ниже опустила манжеты блузки.

— Он ничего не делал! — прошептала она бесцветнымигубами.

— Так. Кажется, я начинаю кое-что понимать, —пробормотал милиционер, темнея лицом.

Я тоже начала понимать кое-что. И это кое-что меня безумнорассердило.

— Елена Бориславовна! — изумленно и одновременногневно воскликнула я. — Так этот перезревший сморчок — ваш любовник? Этоон виноват в том, что вы выглядели такой.., растрепанной?

Елена Бориславовна закатила глаза и стада сползать вниз постенке.

— Да как вы смеете? — высоким голосом закричалсморчок. — Это наше личное дело!

— Кто бы спорил! — повысила я голос в своюочередь. — Вы же оба — взрослые люди! Зачем вы спрятались в шкаф, скажитена милость?

Старичок пожевал губами и смиренно ответил:

— Елена Бориславовна не замужем. А вы ее родственница.Что вы могли о ней подумать, застань меня с нею наедине? — ЕленаБориславовна, которая уже доползла до линолеума, издала звук, похожий на слабоеквохтанье. — И ее одежда была в беспорядке… — Елена Бориславовна сновакудахтнула и окончательно выпала в осадок.

— Что ж, мальчики! — весело сказала я,поворачиваясь к милиционерам. — Будете оформлять как ложный вызов?

Не рискну описывать то, что случилось потом, — все этослишком скандально и неприятно. Кое-как мне удалось унести ноги, напоследоквырвав из пахнущих валерьянкой уст распутной Елены Бориславовны клятву в том,что она не общалась с Егором с тех пор, как он собирался вместе со мной ехать вИспанию. Неутешительные сведения! Впрочем, оставалась еще фирма, где работалЕгор до самого последнего времени. Ничего страшного, если я наведаюсь туда ипорасспрашиваю о своем бывшем супруге.

* * *

Еще издали я заметила, что кто-то караулит меня возлеподъезда. Я была просто убеждена, что именно меня Это оказался мужчина среднихлет, который расхаживал взад и вперед по тротуару. На нем было великолепноепальто из верблюжьей шерсти и треух на голове, несмотря на то что снег если ишел, то все еще с дождем, причем дождя было больше. «Еще один американец!» —догадалась я.

Как выяснилось позже, его звали Мартином Фостером. Он нетолько хорошо говорил по-русски, но также не склонен был скрывать истинной целисвоего возникновения на моем горизонте.

— Пол Рейнолдс, — без предисловий заявил он. —Куда подевался?

И это без «здравствуйте». Вообще его речь показалась мнегрубой. После очередного общения с милицией мое настроение и так было ни кчерту, а тут еще этот тип. И, главное, тон такой, как на допросе. Как будто яему чем-то обязана!

— Я вас не знаю! — сказала я и, гордо поднявподбородок, прошествовала мимо.

Тут американец понял, что дал маху, побежал следом, сталрасшаркиваться, сказал свое имя и, словно в подкрепление собственных слов,сунул мне в руки визитку.