– Ну, хоть кто-то у тебя есть.

– Еще у меня есть сестра Джорджия, и мы по-прежнему разговариваем и переписываемся с ней, но уже не можем ходить вместе в кино, потому что она уехала учиться в Ноксвилл.

– А твои родители?

Я внутренне содрогаюсь.

– Я мало рассказываю им о своей жизни.

– Они производят впечатление хороших людей.

– Так и есть. Но мы имеем право на личную жизнь, о которой не знают родители.

Нана Бетси отворачивается от плиты и упирает руки в бока.

– Вообще-то об этом нигде не сказано.

Я разглядываю бежевый линолеум пола.

– Я не знаю, что сказать.

Нана Бетси, судя по всему, догадывается, что я не хочу разговаривать на эту тему и, к моему облегчению, не развивает ее дальше. Она выкладывает на блюдо последние куски жареного цыпленка, открывает духовку и достает дымящийся кукурузный хлеб.

Она подходит к столу, удерживая тарелку на одной руке и сжимая в другой кувшин со сладким чаем. А потом возвращается к холодильнику за миской с домашним капустным салатом.

Она читает короткую молитву, и мы приступаем к еде.

– Именно такое угощение я приготовила Блейку, чтобы отпраздновать его поступление в Художественную академию Нэшвилла. Я предложила ему выбрать любой ресторан, но он предпочел мою кухню.

– И я понимаю почему, – отвечаю я с набитым ртом. – Я ведь даже не был голоден.

– Не наедайся, в холодильнике еще есть шахматный лимонный пирог.

* * *

Мы едим медленно, смакуя каждый кусок, как, нам думается, делал бы Блейк, и ведем долгий разговор. Эта трапеза для нас что-то вроде причастия, и в некоторой степени так оно и есть. Мы снова и снова вспоминаем обычные подробности из жизни Блейка.

Она рассказывает, что внук никогда не убивал пауков, потому что они поедали жуков, которых он боялся гораздо больше.

А я рассказываю, что Блейк, сколько я его помнил, всегда произносил слово «библиотека» как «бублиотека».

Она говорит, что Блейк обожал облизывать венчик для взбивания яиц, и если внука не оказывалось рядом, она специально клала венчик в миску и убирала в холодильник, чтобы он смог облизать его позже.

Я рассказываю, что Блейк ни разу никого не обидел в школе.

Она говорит, что он терпеть не мог изюм.

Я рассказываю, как давал ему покататься на своей машине и как он каждый раз радовался – вождение никогда не теряло для него своей прелести.

Она говорит, что он никогда не учился плавать и ездить на велосипеде.

А я рассказываю о нашем первом споре о том, что, возможно, где-то в Сибири до сих пор обитают огромные покрытые шерстью мамонты.

Она рассказывает, как до четырнадцати лет он, укладываясь спать, оставлял в коридоре свет.

Я говорю ей, что каждый раз, расставаясь с ним, ощущал, как на мою жизнь падает тень, приглушающая яркость красок, и так продолжалось до тех пор, пока мы снова не встречались.

* * *

Уже смеркается, когда мы закончили есть и наговорились. На столе перед нами только недоеденный шахматный лимонный пирог, и мы откидываемся на спинки стульев, чтобы ослабить давление на диафрагму.

– Ну, ты готов к следующей части? – Нана Бетси смахивает в ладонь несколько крошек и высыпает их на тарелку.

– Если только это не еда. Хотя, должен признаться, все было очень вкусно.

Она улыбается и встает. Слышно, как она роется в вещах, пытаясь что-то найти, и наконец возвращается с розовой резиновой камерой. Ее глаза задорно блестят.

– Играл когда-нибудь с такой штукой?

Я отрицательно качаю головой.

– Это подушка с сюрпризом, – говорит она. – Смотри. – Она надувает камеру, кладет на стул и плюхается на нее с пронзительным, писклявым пуком. Мы хохочем.

– Я читал об этих штуках, – говорю я. – Но никогда не видел.

– Мне пришлось заказать ее в интернете.

– Вы могли бы загрузить приложение на своем телефоне.

Нана Бетси смущается.

– Я слишком старомодна, чтобы думать о подобных вещах.

– А для чего это?

– Мы постараемся взглянуть на мир глазами Блейка. Я связалась с YouTube и смогла выяснить логин от сайта Блейка. Хочу, чтобы ты помог мне сделать прощальное видео для Блейка.

Я ни разу не задумывался о том, что стало с поклонниками Блейка на YouTube. И не представлял, догадывались ли они, что вообще произошло.

– Я часто был оператором у Блейка.

– Нам нужно все сделать правильно. Но первым делом необходимо записать вступление. Можем сделать это прямо здесь.

Я начинаю снимать, а Нана Бетси, запинаясь, произносит заготовленные слова:

– Всем привет. Я – бабушка Блейка. Блейк погиб, и нам его очень не хватает. Мы хотели поблагодарить вас всех за то, что поддерживали его. Спасибо вам. Наше следующее видео посвящено памяти Блейка.

Нана Бетси берет ключи и сумочку, которую освободила от лишних вещей, чтобы внутри могла поместиться подушка-пердушка. Она надувает ее, запихивает внутрь сумочки и проверяет результат, слегка надавив на нее. Все работает как надо. Она снова надувает подушку и убирает в сумочку.

– Все, теперь можем ехать.

Мы едем в магазин ремесленных изделий. Идею предложил я. Блейку всегда нравились магазины с чопорными и строгими служащими, а в отделе «Сделай сам» наверняка собирались те, кому икебана нравится больше, чем чье-то пуканье.

– Ух ты, – вырывается у Наны Бетси, когда мы останавливаемся на парковке. – Я так волнуюсь. И как только у Блейка все это так легко получалось?

– Блейк ничего специально не придумывал, но он говорил, что комедия – это способность управлять смехом людей.

Нана Бетси согласно кивает. На ее лице написана решимость. Она делает глубокий вдох.

– Тогда давай отправимся туда и сделаем так, чтобы люди стали смеяться. Ради него.

Мы входим в пахнущий ароматическими смесями магазин. Нана Бетси прижимает к себе сумочку с таким видом, словно в ней спрятана бомба – впрочем, так оно и есть. Губы ее сжаты, глаза выискивают жертву. Я держу наготове телефон.

Здесь оказывается гораздо больше девиц за двадцать с пирсингом в носу и фиолетовыми волосами, чем я ожидал, а от них нам никакого толку. Я осматриваюсь по сторонам. Наконец мы забредаем в отдел тканей.

– Вот, – шепчу я и незаметно киваю в сторону степенной женщины с короткими седыми волосами. На самом кончике ее носа примостились очки, и она с серьезным видом сворачивает в рулон фланелевую ткань.

– Есть, – тоже шепчет в ответ Нана Бетси и делает еще один глубокий вдох. – О Боже, что я делаю? – бормочет себе под нос.