Проверив кукурузу, она продолжает.

– Мы сразу же уехали. Дробовик Ролли я оставила им как маленький подарок. Совершенно про него забыла. Скорее всего, они сразу его продали и купили мет, даже не заметив пропажи Блейка. Домой мы приехали за полночь. Магазин уже закрылся, да и я была слишком вымотана, но мне хотелось накормить Блейка – невозможно было допустить, чтобы еще хоть раз он отправился в кровать голодным. Я хотела приготовить что-то выращенное на земле, впитавшее солнце. И у меня как раз был пакет с кукурузой, которую я накануне купила у фермера. Прекрасная была кукуруза. Теплая, с маслом и солью. Сладкая, как конфетка. Он съел три початка.

Мое сердце словно обмотано тонкой серебряной проволокой, с каждым ударом впивающейся все глубже.

– И так мы и закончим этот день прощания. Поедая кукурузу с тем же вкусом, что и в ночь, когда началась настоящая жизнь Блейка. Надеюсь, места у тебя в желудке еще хватит.

Хватит.

Мы намазываем кукурузу маслом, солим и, устроившись на крыльце в креслах-качалках и наблюдая, как солнце опускается за горизонт, а небо растворяется в бледноватом сине-розовом оттенке, наслаждаемся ее вкусом. Все вокруг нас, запахи листьев и травы оставляют свою теплоту.

– Хотите узнать, когда Блейк рассмешил меня сильнее всего? – спрашиваю я просто потому, что грусть полностью поглотила Нану Бетси, и осознаю, что и сам не знаю ответа на этот вопрос.

– Конечно. – Она улыбается с отсутствующим видом.

– Итак, пошли мы с Блейком на один из этих церковных пикников. Не помню, были вы там или нет. Ну вот, один парень читает благодарственную молитву в микрофон: «Господь, мы хотим поблагодарить тебя за траву, деревья, океаны…». В общем, благодарит Бога за все, что только существует на Земле. А мы, разумеется, есть хотим – сил нет. И Блейк ну о-о-очень громким голосом говорит: «Пацан, шевелись давай, мне еще есть куда пойти и чем заняться».

Рассказывая эту историю, я не вполне уверен, что именно она сильнее всего меня рассмешила – было много и других смешных моментов, – но она точно заставила меня очень сильно посмеяться.

Нана Бетси лишь слабо улыбается, но продолжает излучать печаль.

– Хотела бы я держаться за каждый момент, проведенный с ним, так же, как утопающий держится за спасательный круг.

Еще некоторое время мы копаемся в закоулках памяти, доставая оттуда яркие и острые, словно ножи, истории и рассказывая их друг другу. Раздуваем угли затухшего пламени. А потом просто сидим тихо и недвижно, ибо даже собственное дыхание ощущается как святой ритуал в залах Смерти.

Она выглядит так же устало, как и я себя чувствую. Не хотелось бы быть тем, кто закончит этот день, но кто-то же должен.

– Не могу сказать, что мне хочется уходить, но… наверное, уже пора. Я рад, что мы провели этот день прощания. Теперь я знаю Блейка еще лучше.

– Да, мне тоже уже давно пора спать. – Она накрывает мою руку своей, и я чувствую, как она дрожит. – Не знаю, как тебя отблагодарить. Мы не делали сегодня ничего особенного, это были наши с Блейком привычные занятия. Но именно так я хотела бы провести последний день с ним.

– Я тоже. – Я встаю. – Позже забегу скосить траву.

– Тебе не нужно этого делать. Свежий воздух мне полезен.

– Я знаю, но… – Я уже встал и чувствую, как еда опускается в желудок. – Все еще так больно. Хотя и не так сильно, как раньше.

– Не так. – В ее голосе звучит что-то новое. Нервозность? Напряжение? Она беспокойно шевелится в кресле, словно хочет что-то добавить. На меня она не смотрит.

– Нана Бетси?

Она заглядывает мне в глаза, и на ее лице виден явный отпечаток страха.

– Карвер, я хотела бы попросить тебя еще кое о чем.

– Конечно. – Она назвала меня Карвером, а не Блэйдом. Заразившись ее тревогой, я снова опускаюсь в кресло.

Она глубоко вздыхает и достает из кармана свернутый листочек бумаги. Руки у нее так трясутся, что она чуть его не уронила. Когда она разворачивает листок, я вижу на нем телефонный номер.

– Я наняла частного сыщика, чтобы отыскать Митци. Пару дней назад он ее нашел и дал мне этот номер. Я так и не позвонила ей. Сегодняшний день должен был дать мне силы сделать это в одиночестве, но я не уверена, что смогу. Не мог бы ты зайти в дом и побыть рядом со мной еще несколько минут, пока я буду ей звонить?

Подавив внутренний страх, сжимающий ребра, я отвечаю согласием.

Лицо Наны Бетси перекашивается, она рыдает.

– Она скажет: «Ты забрала Блейка от меня, и из-за этого теперь он мертв». И я не знаю, что ей на это ответить, ведь она будет права.

– Нет. Но…Нет… это неправильно. Это нелепо. Я в этом виноват, я же говорил.

Нана Бетси горько смеется сквозь слезы.

– Ох, Блэйд. Он никогда не оказался бы в той машине, если бы мы сюда не переехали. Просто я не готова услышать это от нее. И я никогда не буду готова, так что выбирать не приходится.

– Вы ни в чем не виноваты. – Я смотрю ей в глаза, надеясь, что мой взгляд отражает убежденность в этих словах.

Наконец она кивает.

– Хорошо. – Ее голос звучит так, словно она не хочет больше спорить, а не так, как если бы я ее убедил. Мы входим в дом и в темноте садимся друг против друга за кухонный стол. Я думаю, если бы ей был нужен свет, она бы его включила.

Глубокий вдох.

– Господи, дай мне сил. – Она берет телефон и набирает номер. Я тянусь к ней, беру ее за руку, и она сжимает мою ладонь, как утопающий, о котором она недавно говорила.

Слышны телефонные гудки. Один. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Нана Бетси смотрит вверх. Я вижу, как она шепчет что-то. Шестой гудок. Седьмой. Каждый гудок – как ворон, клюющий в ухо. Восьмой. Девятый. Она сжимает мою руку еще сильнее.

И только Нана Бетси стала опускать трубку, в ней раздается чей-то голос.

Она моментально подносит телефон к уху.

– Митци? Митци? Это Митци? Митци, это мама. Мама. Митци, ты можешь… ты можешь сделать музыку потише? Пожалуйста! Сделай музыку потише, прошу тебя. Неважно, откуда он у меня. Мне нужно с тобой поговорить. Я знаю. Я знаю, но ты… Дорогая, пожалуйста, послушай…Потому что это насчет Блейка. Это насчет Блейка.

Рука Наны словно рассыпается у меня в руке. Как будто пытаешься удержать океанский песок, когда на тебя обрушивается волна.

Она пытается сказать что-то еще, но слова застревают в горле, а слезы сверкающим ручьем текут по щекам.

– Я не могу… не могу… – Она бросает телефон на колени, и его экран освещает нас бесплотным белым светом. Митци все визжит. Нана Бетси прикрывает глаза и мотает головой.

Оно надвигается. Будто скатывается с полки. Но не падает. Балансирует на самом краю. Но не падает.