умирать надо пойти, все пойдем. Так, братья? – он оглядел молодежь.

– Так! – слаженно рявкнули волхвы.

– А вы идите за мной, – рыкнул борода богатырю с девицей и повел их на сеновал.

– Ну а мы в дом, – потирая ладони друг о друга, добавил Захарий, – нечего тут на виду ошиваться. Волкодлака с собой берешь?

– Пусть возле двора покараулит, – отмахнулся я, – ему есть чем на улице заняться.

– Твоя интересная собачка уже столковалась с моим Горцем, думаю, такую подругу он не обидит, – улыбнулся Яцек.

Длинношерстный, белый с черным носом и кончиками ушей, Горец вдруг внятно провыл:

– Угуу, хозяиуун, неуу обижууу…

Вот и я этот собачий вой начал понимать.

– Ты же, вроде, его вначале волком звал? – спросил я Яцека.

– Это я в шутку его так зову. В их жилы, татранских подгорных собак, или подгалянских овчарок, много волчьей крови добавлено. А кличка его Горец. Мы с ним почти от самых Татр пришли, недалеко от Кракова живем.

– В дом, в дом, хватит тут, на юру, болтать! – оборвал нашу кинологическую беседу Захарий, – там и поговорим…

– И польской зубровочки выпьем, – задорно влез Яцек…

– И закусим, чем бог послал! – прогудел Павлин, затолкавший уже нашего похотника со столичной беспутницей (вот как мне надо мыслить – церковно– пристойно, а не похабно-погано, как прежде!) на сеновал, который с сегодняшнего дня, после того, что там сейчас начнет твориться, уместней будет называть сеноповалом.

Мы прошли, присели за широченным столом, который супруга Павлина махом прикрыла праздничной скатертью. Галина Дормидонтовна, сноровисто накрывала на стол, принося кушанья с кухни с невиданной быстротой. Заминка у нее произошла всего один раз.

– Павлик, – смущенно спросила она мужа, – а водку какую подавать: обычную нашу, или желтенькую польскую?

– Желтенькую тащи! А кончится – и нашу употребим! Все кончится – нерадивых хозяек вон со двора!

– Ой, ой, ой – забоялась замордованная зверем-мужем средневековая русская домохозяйка, – как бы тебя самого, этакого видного краснодеревщика, на дрова под шумок не пустили!

Но, чтобы не дискутировать на пустом месте, принесла и нашу огненную воду, и польскую зубровку. В общем, пока еще Польша не сгинела, да и Русь-матушка не подкачала, наливай!

Выпили, неплохо закусили. Да, хорошо. Потом главарь удалил всех моих новых киевских, и таких еще молодых родственников, словами:

– Рановато вам еще кое о чем слушать.

Кроме него, естественно, остался я, как главный докладчик, Павлин, как хозяин дома и второй по старшинству в команде, а также, по непонятной причине, Яцек. Когда поляк выскочил из комнаты по малой нужде, я спросил о причине такого привилегированного положения иностранца.

– Он здесь никого, кроме нас не знает, – объяснил причину своего решения Захарий. – Ребят я через часок-другой провожу по домам, а он тут при мне останется. Надеюсь, сегодня вечером или завтра утром, и ты к Павлину въедешь. Растрепать поляку наши секреты будет некогда и негде.

Яцек вернулся и началась беседа. Захария неприятно удивила история про удар в сердце Богуслава, нанесенный рукой ведьмы.

– Ишь, как рано пытаются устранить самых опасных соперников, – заметил главный киевский волхв, – боятся прямой схватки, гады.

Зато истории о помощи антеков его порадовали.

– Давненько о чудах и копарях слышно на Руси не было. Думал, что исчезли совсем. А они, хоть и затаились, на нашей стороне.

– А у нас, в Татрах, краснолюдов полно бродит, – заявил уже раскрасневшийся Яцек, – с утра до ночи стучат своими молоточками!

– Это горные гномы, – объяснили мы бойкому юноше, – совсем другая раса. Антеки лесовики, у них и молоточков-то никаких нету. Зато в магии они очень сильны.

– У них кто сейчас в князьях? – спросил меня Захарий. – Когда я тоже был юношей, мой учитель рассказывал мне об их то ли князе, то ли царе, Антеконе 25. Ему в ту пору было лет двести, может даже и больше. Вряд ли он еще жив, конечно. Кто пришел на его место?

– Сейчас ему гораздо больше, – усмехнулся я, – и называет он себя император Антекон 25. И конечно, живее всех живых. Довольно-таки боек – в конце нашей беседы просто растаял в воздухе.

– Сколько же они живут? – пораженно спросил Яцек.

– Мне он не рассказывал, – я развел руками, – просто осыпал всяческими дарами.

– А что, что дал? – горячился иностранный подданный.

– Обещал всяческое содействие и помощь.

– И это все?

– Все.

– Обманет, – разочарованно махнул рукой Яцек.

– Все может быть, – не стал спорить я, – время покажет. Пока пообещал вылечить нас с Богуславом от кровопотери.

– А ты то тут причем? – удивились собеседники.

– Слишком много я раненому своей крови перелил.

– А разве так можно? Говорят, что чужой кровью можно убить человека.

– Можно, если перелить неумеючи.

– А ты умеешь?

– Случайно – да.

– Где же выучился?

Тут я напрягся. Ладно Яцек и Павлин, они как кудесники может и не блещут, но почему главный волхв не видит, что я из далекого будущего? Совсем от старости нюх потерял? Его ученик Добрыня увидел это сразу же. Ладно, дальше буду врать напропалую, в ситуации надо разобраться.

– Учился в Дамаске, у арабов.

Эта версия всегда прокатывала в Новгороде на первых порах.

– Ладно, подошло время расставаться, – бодренько хлопнул себя по коленям Захарий, – Павля, зови Галю, пусть покажет иностранному гостю его комнату, выберут постельное белье, какое ему в Европах привычнее. Володя куда-то по делу шел, переедет к тебе, там и потолкуем об антеках, да о переливаниях крови на досуге. А мне сейчас кое-чему ребят обучить надо.

Павлин крикнул жену, и Галина увела гостя на осмотр покоев, – видно, только передо мной прибыл.

– Что ты нам тут врать взялся? – недовольно буркнул Захарий, – сразу бы мне сказал, что при чужом свое прошлое скрывать будешь.

– А ты что видишь? – решил проверить я умственные способности старика.

– Да не волнуйся ты за меня, я пока еще в полном уме, памяти и здравии! Да и Добрыня передал, что смог о вашей ватаге. А с этими поляками вечно воюем, – то наши князья их грабить полезут, то шляхта во главе с польским королем подсуетится от Руси кусок урвать. Последний раз как навалился Богуслав Смелый четверть века назад у нас на Руси грабить, еле сбыли его назад в Польшу. А ведь он был сын Доброгневы Киевской, сестры Ярослава Мудрого!

Что-то Мудрый, подумалось мне, всех девиц из семьи роздал кого-куда. Ну ладно дочек, так он и сестру польской королевой пристроил! Силен был как дипломат. Ему еще бы дочек пять, так неохваченных княжескими заботами европейских государств и не осталось бы.

– Ладно, давай строго по делу. Что-нибудь, для нас