– Надо же, – заметил сын, – перепутал. Помнишь, когдапокупали телик в гостиную, он был обложен со всех сторон такими белыми толстымизернистыми штучками. По виду точь-в-точь твои хлебцы!

Больше мы их не покупали.

Но Олимпиада Евгеньевна с отменным аппетитом приняласьоткусывать слишком белыми и ровными для того, чтобы быть настоящими, зубамибольшие куски «упаковки».

– Ну, так как, душечка? Нравится квартира?

Я кивнула.

– Согласны?

Эх, знать бы на что! В процессе экскурсии по бесконечнымпомещениям так и не выяснилось: продает она апартаменты, меняет или простоподыскивает жиличку.

– Хорошие собачки, – сказала я, поглаживая трех одышливых,толстых и почти лысых болонок.

Олимпиада Евгеньевна улыбнулась.

– Это мои детки. Старые совсем стали. Вот только об одномгоспода прошу, чтобы они умерли раньше меня, а то выбросят старушек на помойку…Да вы не волнуйтесь, они тихие, не помешают, только на стук лают. Так какуюкомнатку выбрали?

Я помялась.

– Подумаю еще…

– Конечно, душечка, – ласково ответила Олимпиада Евгеньевна,– только долго не тяните.

– Вы одна живете?

Старушка кивнула.

– Неужели никто не помогает?

– Некому. Муж давно умер, а дочка Леночка… ну да бог сней!..

– Ужасно, – вполне искренне сказала я, – все-таки детибывают так жестоки! Воспитываешь их, растишь, во всем себе отказываешь, а когдаделаешься пожилой, никакой помощи не окажут!

– Ах, ангел мой, – вздохнула собеседница, – у меня-то все нетак. Жизнь была похожа на праздник. Там, в коридоре, на шкафу чемодан, еслиоткроете, ахнете. Весь забит любовными письмами. Какие только люди непризнавались мне в чувствах! Не поверите – писатели, поэты, композиторы,генералы. Знаете, я была уникальной, удивительной красавицей. Хотите,фотографии покажу?

Не дожидаясь ответа, она распахнула резные дверки старинногобуфета, и на свет явился кожаный альбом с блестящими заклепками.

Хозяйка указала на фото:

– Смотрите, это я.

И правда, хороша. Фотограф запечатлел молоденькую девушку срозой в руке. Огромные глаза, море кудрей, упрямый подбородок и милые ямочки нащеках.

Рукой, покрытой старческой «гречкой», балерина перевернуластраницу:

– Вот, это я и Корней Иванович Чуковский, здесь мы с ЛилейБрик, а тут Никита Богословский и Иосиф Прут…

Мелькали известные всей стране лица, преимущественномужские. И со всеми Олимпиада – кудрявая, веселая, стройная.

Потом появились снимки военных.

– Мой муж служил генералом, – пояснила дама.

Заканчивался альбом фотографией не слишком красивой, слегкаугрюмой женщины лет сорока. Сбоку был приколот черный бантик.

– Кто это? – бесцеремонно спросила я.

Олимпиада Евгеньевна вздохнула:

– Ах, дорогуша, настоящая трагедия. На этом снимке вы видитемою дочь, безумно талантливую актрису, к сожалению, ее, можно сказать, уже нет!

– Умерла? – спросила я, разглядывая траурную ленточку.

Хозяйка вытащила из недр платья кипенно белый кружевной платочеки картинно всхлипнула.

– Хуже.

– Что может быть хуже смерти? – изумилась я.

– Леночка трагично заболела, – сказала Олимпиада Евгеньевна,– инсульт. Ужасно. Молодая, здоровая и разом превратилась в бессловесное,лишенное разума существо. Конечно, врачи виноваты. Я-то растерялась, когдаутром к ней в комнату вошла. Думаю, уж полдень, вставать пора! Раздергиваюшторы и ну ее ругать: «Просыпайся, небось репетицию проспала!»

Но в ответ не раздалось ни звука. Мать повернулась к кроватии увидела, что по щекам дочери льются слезы.

– А, у-а, – донеслось из перекошенного рта.

Перепуганная балерина вызвала «Скорую помощь». Леночкумоментально госпитализировали в 1247-ю больницу. Олимпиада Евгеньевна сначаланемного растерялась, и Лена оказалась в общей палате, среди десяти таких женесчастных. Потом врачи говорили, что, если бы в первые часы провелиинтенсивную терапию, Костина могла бы выкарабкаться из болячки. Так это илинет, не знает никто, но время было упущено.

Через неделю балерина подключила все свои связи, и Леночкуперевели в «блатной» корпус, в одноместную палату, начали активно лечить, но,увы и ах!

– И где она сейчас?

– В Кащенко, – вздохнула Олимпиада Евгеньевна, – речь так ине вернулась, более того, исчез рассудок. Навещаю иногда, но бесполезно – неузнает! Такой вот крест послал господь!

– Когда же случилась эта страшная история?

– Почти три года тому назад, 15 июня, – пояснила хозяйка испросила:– Ну, так что, снимаете комнатку?

Я покачала головой:

– Пока не могу ответить. А у вашей дочери дети есть?

– Нет, ни мужа не было, ни деток, – сообщила балерина иприбавила: – Даю срок до пятницы, а там не обессудьте, других пущу.

Мы церемонно раскланялись. Я села в «Вольво» и приняласьбарабанить пальцами по рулю. Милейшая Олимпиада Евгеньевна врала как сивыймерин. Ее дочь содержится не в государственной психиатрической лечебнице, а вчастной и страшно дорогой клинике Федотова. Это лечебное заведение явно не покарману пенсионерке, несмотря на ее серьги, камею и дорогого парикмахера. Ктоже оплачивает пребывание Костиной? И потом, вчера видела, безусловно, не совсемнормальную, но крайне говорливую даму. К тому же этот черный бантик в альбоме!

Конечно, Олимпиада Евгеньевна, как все люди сцены, склонна ктеатральным жестам, но прикреплять траурную ленточку на фотографию живогочеловека это как-то уже слишком! К тому же лицо… Дама на фотографии была малопохожа на женщину, плакавшую в кресле. Безусловно, болезнь меняет, но цветрадужки недуг не изменит никогда. На снимке угрюмая тетка глядела на мир каримиочами, а Костина из клиники Федотова смотрела на меня голубыми, даже синими,очень красивыми, необычными глазами.

Ладно, сейчас поеду домой, а завтра с раннего утраотправлюсь в 1247-ю больницу.

В столовой сидела Таня.