Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дочь отложила томик в сторону и нагло заявила:
– Ну и что? Надоело по клавишам дубасить,и вообще, я не собираюсь быть музыкантом и к Эсфири Моисеевне больше не пойду!
Ева ушла к себе в комнату и прорыдала до утрав подушку. Ольга Васильевна безостановочно пила валокордин. Где-то около шестипевица постучалась к дочери.
– Мы сами виноваты, заставляли ребенказаниматься чужим делом, пусть выбирает профессию по душе.
Ева молчала. Она не смогла рассказать материпро конверт с зарплатой, да и дочери не обмолвилась ни словом.
Следующий год Таня училась в школе рабочеймолодежи. А вернее сказать, проводила дни в свое удовольствие, валялась надиване в обнимку с книжками. Все попытки матери и бабки заставить ее хотьчуть-чуть трудиться разбивались о каменную стену лени. После окончания школыона так и не устроилась на работу. Как-то раз Таня не пришла ночевать.Испуганные женщины кинулись в милицию, но там, узнав, что девушке двадцать двагода, заявление не взяли и велели подождать три дня.
По истечении отведенного срока, вечером вчетверг, когда Ольга Васильевна и Ева просто не находили себе места, раздалсятелефонный звонок.
Мать дрожащей рукой схватила трубку.
– Ева? – прозвучал незнакомыймужской голос. – Таня у меня…
– Вы ее похитили, – залепеталаскрипачка, – хотите выкуп?
– Не неси чушь, – отрезалнезнакомец, – ты что, не узнала меня?
– Нет, – бормотала вконецополоумевшая Ева, – где мы встречались?
– В постели, – фыркнул мужик, –я – отец Тани, твой бывший любовник.
– Господи, – ахнула Ева, – какона к тебе попала?
– Пришла и сказала, что больше не можетжить с вами. Девочка хочет стать певицей, а вы не разрешаете, заставляетецелыми днями мыть квартиру и даже велели бросить музыкальную школу…
– Дай ей трубку, – попросила мать.
Послышался шепот, и бывший любовник заявил:
– Она не хочет с тобой разговаривать,обиделась на побои.
Ева, никогда пальцем не тронувшая дочь даже вмыслях, чуть не упала в обморок:
– Я ее не била.
– Ладно врать-то, – хмыкнулмужик, – у нее все руки и ноги в синяках. Говорит, ты палкой орудуешь.
От гнева у Евы потемнело в глазах.
– Где ты живешь? Я сейчас приеду.
– Не надо, – отрезал мужчина, –без скандалов обойдемся. Я позвонил, лишь чтобы сказать – Таня побудет здесь.Правда, она со слезами на глазах рассказывала, как вы ее выгоняли на улицу,обзывали приблудышем, так что, думаю, горевать слишком не станете. Но все жерешил предупредить.
И он бросил трубку. Не в силах вымолвитьслово, Ева поглядела на Ольгу Васильевну. Та растерянно спросила:
– Что случилось?
Но Ева смогла только зарыдать в ответ.Следующие два года они ничего не знали о девочке. У Евы произошел нервный срыв,и пару месяцев она провела в специализированной клинике. Ольга Васильевнатолько вздыхала, глядя на сильно пополневшую дочь, без конца пьющую таблетки. Усамой певицы скакало давление и появилась невероятная слезливость.
Потом настал страшный день. В январе к ним вдом постучал неприятный гость – милиционер. Парень принялся расспрашивать оТатьяне. Перепуганные Ева и Ольга Васильевна робко поинтересовались, в чемдело. И тут на их головы упал топор правды. Татьяна арестована, находится подследствием, а так как прописана она у матери, то именно сюда и пришли за сбороминформации.
– Мы не видели ее почти два года, –бормотали обескураженные женщины.
Парень кивал головой и внимательно оглядывалкомнату.
Потом им сообщили дату суда – 18 мая. В заленикого не было. Только Ольга Васильевна да какой-то здоровенный мужик в кожаномпальто. Ева вновь попала в клинику и прийти на процесс не смогла.
Выяснилась картина преступления. ОльгаВасильевна сидела ни жива, ни мертва, слушая речи обвинителя и свидетеля. ИхТанечка зарабатывала на жизнь проституцией. Отвратительное ремесло, но осудитьее за него было бы практически невозможно, если бы она не пошла на воровство.Она стащила у клиента, мужика в кожаном пальто, кошелек, золотые часы иперстень. Предварительно жертву пыталась как следует напоить. Хитрый пареньзаподозрил неладное и вылил стакан водки с клофелином в цветочный горшок, аворовку сдал в милицию.
Уже только этих сведений хватило бы, чтобсойти с ума, но дальше началась фантасмагория. Бледная, осунувшаяся Таня началадавать показания.
– Меня ненавидели с самогодетства, – вещала она, глядя прямо в лицо судьи, – били, морилиголодом, не давали учиться, а все потому, что я родилась вне брака. Бабкапросто злобой исходила, когда я просила поесть, а одежду не покупали никогда. Вконце концов я оказалась вынуждена уйти из дому.
Пришлось отправиться на панель, снималаквартиру и кое-как перебивалась. Мать ни разу обо мне не вспомнила. Да, яхотела украсть у потерпевшего вещи, но меня толкнуло на этот поступок толькоодно желание: больше не могу заниматься проституцией, хочу учиться. Продав часыи кольцо, я собиралась оплатить обучение в институте.
– Неправда! – выкрикнула ОльгаВасильевна и вскочила с места.
Из ее уст полилась несвязная речь про вранье,двойки в школе и лень. Но выглядело все так, будто злая бабка пытается литьгрязь на внучку. Судья, привыкшая к тому, что родственники выставляютобвиняемых чуть ли не ангелами, слегка нахмурилась. А Танечка, тяжело вздохнув,спросила:
– Если они меня так любят, отчего непередали за несколько месяцев даже пачки печенья? Меня сокамерницы из милостиподкармливают.
– А правда, почему вы не отправлялипередачи? – поинтересовалась одна из народных заседательниц.
Ольга Васильевна растерялась:
– Мы не знали, нам не сказали пропосылки…
Судья хмыкнула:
– Вот уж о чем родственники сразу узнают,так это о продуктах!
Словом, после таких разборок даже прокурор несмог потребовать большого срока, а потерпевший заявил:
– Я отказываюсь от всего, перепутал, самдевке часы и перстень подарил. Вот бедолага!
Судья только вздохнула и, посовещавшись,объявила приговор: год в колонии общего режима, но, поскольку данная статьяпопадает под амнистию, освободить в зале суда.