– Ах как неаккуратно есть на завтракмного жирной пищи! Всегда могут приключиться колики! Лежите, юноша! Я уверен,через пару минут вам полегчает… А девушке я помогу. С детства любил носитьмузыкальные инструменты.

Бейбарсов взялся было рукой за гриф, нострадающий от колик Пуппер, подбежав на четвереньках, ухватился за струны.Струны жалобно застонали. Таня поняла, что еще немного – и вместо одногостаринного контрабаса у нее будут целых два, но не подлежащих восстановлению.

– Отпусти! Окочуришься же! – безособого сожаления предупредил Бейбарсов.

Но Пуппер был упрям.

– Ньет! Татьяна, я не понималь, что сомной. Пусть я умираль, но я оказать тебе хелп! Пусть на моей могиле написать:«Пуппер умер, но тащиль ее контрабас!» – сказал он с мукой в голосе.

Бейбарсов пожал плечами и, буркнув: «Это былане моя идея!», вновь уставился на трость. По телу Гурия пробежала дрожь, и онзастыл, уткнувшись лбом в песок.

Таня огляделась. Ей казалось, она бредит. Всебыло как в дурацком кино. Пустое поле, моросящий дождь, двое, застывшие в шагедруг от друга, не то любя, не то ненавидя, и третий, лежащий на песке.

– Ты убил его? – спросила онанеожиданно спокойным голосом.

Глеб покачал головой.

– Нет. Он в обычном обмороке. Но если яповерну трость вот так, то… – начал Бейбарсов. В его глазах появилось нечтоманиакальное. Рука стала поворачивать трость.

Зеленая искра обожгла ему кисть, заставиввыронить трость. Таня подула на кольцо.

– Не трогай Пуппера! Уходи! –сказала Таня Бейбарсову.

С минуту Глеб смотрел на нее так пристально,что Таня ощущала давление его взгляда. Взгляд был страстный, бархатный,манящий, однако разумом Таня понимала, что глуп тот мотылек, который летит наогонь.

«Если я позволю ему один раз принять за менярешение – это будет продолжаться всю жизнь. Тот, кто потерял корону однажды,едва ли вернет ее вновь», – подумала она.

– Не думай об этом! – сказала онаБейбарсову. – Не трогай ни его, ни Ваньку! Только прикоснись к ним,некромаг!

Бейбарсов усмехнулся краем рта.

– Допустим, я послушаюсь тебя и не тронуэтих беспомощных малюток, которые зачем-то учились магии. Но что я получувзамен? – спросил он.

– А всегда нужно получать что-то взамен?

– Желательно. Таковы правила торговли.

– Не все покупается, – произнеслаТаня с раздражением.

– Ты хотела сказать: не все покупается заденьги. Что ж, готов признать, это так. Но то, что не покупается за деньги,покупается за красоту, ум, благородство, за хороший характер или просто заслучайную улыбку. Даже сосулька, срывающаяся с крыши, покупает мгновениесчастливого падения, разбиваясь потом вдребезги. Чем не сделка? Все в этом мире– торговля, хотим мы того или нет. Нет вещей, которые не стоят ничего. Как быжалок ни был предмет, всегда найдется другой предмет, который можно за негополучить.

– У тебя нет больше шансов,Просикопеечкин! Только что ты все себе испортил. Любовь нельзя купить, но можнопотерять, – сказала Таня с негодованием.

Бейбарсов посмотрел на нее с усмешкой:

– А еще любовь можно продать. Как тысмотришь на сделку: один твой поцелуй за тушку Пуппера? К сожалению, у меня ссобой нет крови вепря, так что цена довольно-таки умеренная. В какой-то мереэто даже демпинг.

– Я поцелую тебя? Ты надышался эфиром,Душикотиков?

Бейбарсов наклонился, поднял свою трость иотряхнул с нее песок.

– Жаль, хорошая могла бы быть сделка… Чтож, придется завершить начатое. Бедный-бедный Пуппер! Кто мешал ему серьезнозаняться защитной магией?

– Какая же ты сволочь, Бейбарсов! –сказала Таня, вскидывая кольцо.

Если будет нужно, она применит двойной Искрисфронтис. Вот только будет ли толк? В любом случае прикончить Пуппера она непозволит. Даже если шансов у нее почти нет.

– Я сволочь? Вовсе нет, – мягкосказал Бейбарсов. – Просто я поставил цель и иду к ней. А когда достигнуцели, стану мягкий и пушистый. Ну а сейчас все просто воля обстоятельств. Невиноват же я, что под ногами у меня путаются фанат драконбола и любительмагических зверушек?

– Кто тебе дал право так их называть?Фанат драконбола и любитель зверушек были давно, когда ты еще не путался подногами! – возмутилась Таня.

– Это их забота. К тому же неизвестно,кто действительно был первым. Тот, кто ошивался рядом год за годом, или тот,кто действительно любил и страдал.

– Ты не стоишь даже пальца Пуппера иВаньки!

– Никто нас не оценивал. Но если это итак, то жизнь не магазин. Полководцы, которые не стоят даже кариесного зубахудшего из своих солдат, командуют армиями.

Логика Бейбарсова была как рыцарская броня. Ниодного неуязвимого места. Можно было проломить броню, расплющить ее вместе совсем содержимым, как порой турист, не имея чем открыть консервную банку, вдосаде сминает ее камнем, но таких внутренних сил Таня в себе не ощущала.

– И что же у тебя за цель? –спросила она зачем-то.

– Простенькая такая. Четыре буквы вимени. Первая «Т», – сказал Бейбарсов.

– Я?

– Такая буква в этом слове тожеесть, – признал Глеб.

– Тебе не светит.

– Возможно. Но я никогда не отказываюсьот задуманного. Кроме моей цели, существует лишь одна-единственная вещь,которая имеет для меня значение.

– Твои рисунки? – спросила Таня свнезапным интересом.

– Все может быть, – сказал Бейбарсовускользающе.

У Тани создалось впечатление, что онстарательно избегает любого разговора о своих рисунках. И связано это,возможно, не только с обычной авторской скромностью и страхом быть осмеянным.

– Ты веришь в сны? – спросил Глеб.

– Не особенно, – сказала Таня,слегка кривя душой.

В сны-то она верила, но уж слишком многоглупостей снилось ей в последнее время. Спутать же вещий сон со сном-морокомочень просто.

– Значит, тебе никогда не снилисьнастоящие сны? Ой ли? – недоверчиво спросил Бейбарсов. – Вот мне,например, когда становилось совсем плохо, там, у ведьмы, среди всей этоймертвечины, снилось всякий раз одно и то же лицо.

– Мое?