— Ты рассказал своей матери? И вообще хоть кому-нибудь?

Лукас опять рассмеялся:

— Это вряд ли. — Я посмотрела на него с недоумением, и ондобавил: — Нельзя ли придумать для меня более простой способ оказаться вподростковой психиатрической клинике?

— Мда, — пробормотала я. — Пожалуй, это привело бы тебяпрямиком в дурдом без права выхода оттуда.

— Кроме того, ты же просила меня никому не рассказывать, —добавил он угрюмо.

Лукас прочитал то длинное письмо, полное откровений, узнал,что я ему врала, — что я не человек, а существо, которое он мог считатьмонстром, и все же услышал мою мольбу сохранить тайну и сделал так, как япросила.

— Спасибо.

— Я не собирался возвращаться сюда. И не хотел больше тебявидеть. Мне было очень больно, и я решил, что единственный способ заглушить этуболь — заставить себя забыть о тебе. — Он провел ладонью по глазам, словно дажевспоминать ту борьбу с самим собой было мучительно. — Я очень старался забыть,Бьянка. А потом убедил себя, что мой долг — вернуться в «Вечную ночь».

— Долг? — Я растерялась.

Лукас пожал плечами:

— Выяснить правду? Все понять? Не знаю. — Он посмотрел наменя, и взгляд его изменился, стал почти таким же, как прежде, — таким, откоторого у меня подгибались колени. Так он смотрел на меня, когда сказал, что умужчины на картине Климта есть единственная драгоценность. — Но как только яснова тебя увидел, то понял, что ты по-прежнему мне нужна. Что я по-прежнемутебе доверяю. Несмотря на то что ты вампир, или почти вампир — не важно, ктоты. — Лукас произнес слово «вампир» так, словно не мог до конца в это поверить.— Для меня это не имеет значения. Должно бы иметь, но не имеет. Я не могуничего сделать со своими чувствами к тебе.

Больше я не могла сдерживаться. Я подошла к Лукасу и села напол. Он обхватил мое лицо ладонями и вздрогнул.

— Ты все еще хочешь быть со мной? Хотя я тебе врала?

Лукас крепко зажмурился:

— На это я даже не обиделся.

— Значит, ты понимаешь, почему я должна хранить тайну. — Всемои страхи внезапно улетучились, и мне захотелось обнять Лукаса и растворитьсяв нем. — Ты действительно понимаешь. Я не думала, что это возможно.

— Мне до сих пор не верится, что я этого хочу, — прошепталон. — Просто не верится, как сильно ты мне нужна.

Лукас слегка прикоснулся ко мне губами, всего лишь раз.Может быть, он собирался на этом остановиться, но я — нет. Я обняла его заплечи и крепко поцеловала, перестав тревожиться обо всем и думая лишь о Лукасеи о том, что он совсем рядом. От его кожи пахло кедром; целуясь, мы дышали вунисон, словно были двумя половинками одного человека. Легкая дрожь возбужденияпробежала по мне, кончики пальцев защипало, в животе все затрепетало...

— Мне бы следовало бежать отсюда со всех ног. — Он жаркодышал мне в ухо. Его пальцы скользнули мне под пояс юбки, притягивая меняближе. — Что ты со мной сделала?

Когда он прижал меня к своей груди, мне захотелосьотпрянуть. Я всегда отстранялась в такой момент, потому что боялась того, чтоможет сотворить моя тяга к Лукасу. Теперь бояться следовало ему, но он неиспугался. Лукас доверял мне настолько, что был готов целоваться; что опустилсяна пол, и мы стояли на коленях друг напротив друга; что закрыл глаза, когда язапустила пальцы ему в волосы.

Сейчас мне уже трудно держать себя в руках, — прошептала я,предупреждая.

— Давай проверим, сколько самообладания нам потребуется.

Он оттянул воротник свитера, подставляя мне шею, по сутиподзадоривая меня, давая мне возможность доказать, что я могу удержаться. Яприжала ладонь к его обнаженной коже и приоткрыла рот, прильнув к его губам.Лукас негромко застонал, и со мной случилось что-то странное, будто я слишкомбыстро встала, и у меня закружилась голова. Его руки медленно поднимали на мнесвитер, проверяя мою реакцию. Я поцеловала его сильнее. Лукас совсем высокозадрал на мне свитер, и я подняла руки, помогая ему стянуть его. Теперь на мнеостались только тонкая белая майка и темно-синий лифчик, просвечивающий из-поднее.

У Лукаса широко распахнулись глаза, он задышал быстро ипрерывисто. Мы целовались все неистовее. Он стянул свитер и с себя и расстелилего на полу, как одеяло, а потом осторожно уложил меня на него и лег сверху. Ондышал по-прежнему быстро, но пытался взять себя в руки.

— Не здесь, не этой ночью... но может быть, мы можемпринести с собой что-нибудь и найти другое место, чтобы остаться наедине...

Я заставила Лукаса замолчать поцелуем, достаточно сильным истрастным, чтобы он означал «да». Лукас вернул мне поцелуй и крепко обнял меня— но не настолько крепко, чтобы я не смогла перекатиться и оказаться сверху.Теперь на полу лежал Лукас, а я очень остро ощущала все происходящее: его бедра,обхватившие мои, холодный квадрат ременной пряжки, упирающийся мне в живот, егопальцы, играющие с бретельками моего лифчика, отодвигающие их в стороны...

На секунду — одну-единственную секунду — я позволила себеподумать, что произошло бы, приди мы с Лукасом сюда, подготовившись: с одеяломи подушками, с музыкой и средствами предохранения, и провели бы тут всю ночь...

— Как бы мне хотелось, — выдохнула я, — как бы мне хотелосьточно знать, что я могу удержаться.

— Может быть... может быть, это не имеет значения.

— Что?

Глаза Лукаса ярко сверкали, он жарко и быстро дышал мнепрямо в щеку.

— Однажды ты укусила меня, но остановилась вовремя. Ты же несобираешься убивать меня или превращать. Просто укусить. Если это все... тогда,может быть... О боже. Давай.

Он хотел того же, чего и я. Во мне вспыхнул голод, и большене было причин сдерживаться. Я прижала Лукаса к полу и укусила.

— Бьянка... — Он сопротивлялся одну-единственную секунду, апотом нас обоих захватил исступленный восторг.

Мой пульс словно перетекал в него, пока его кровь перетекалав меня. И это было намного сильнее, чем самый страстный поцелуй, и связывалонас навеки. Теперь мне был знаком вкус его крови, но от этого она стала ещеболее примечательной. Я проглотила ее, наслаждаясь теплом, жизнью и соленымпривкусом на языке. Лукас содрогнулся подо мной, и я поняла, что этот укусдарит нам обоим потрясающие ощущения.

Лукас ахнул, и я заставила себя остановиться. Медленноотодвинулась от него. Он чувствовал слабость, голова кружилась, но он был жив.Лукас взял в ладони мое лицо, и внезапно я отчетливо представила себе, какой онвидит меня: губы в крови, клыки все еще острые и торчат. Как он может смотретьна меня, вампира, и испытывать что-то еще, кроме отвращения?

Но Лукас поцеловал меня прямо в окровавленные губы.