С Элиотом легко. Он любит простые вещи. Когда он рядом, всё становится проще и приятнее. Даже приход зимы. Обычно я особенно тоскую в преддверии Рождества, когда Моро уезжают кататься на лыжах, все разлетаются кто куда, а я остаюсь, как обычно, одна и чувствую себя последним человеком в мире.

– По-моему, у меня уже вместо крови начинка чизкейка, – говорит Элиот. – Но, с другой стороны, скоро Рождество. Время готовить сало из своих внутренностей, да?

Элиот стоит на пороге, в руках у него нет ничего, потому что вино и чизкейк, которые он принёс, мы с радостью уничтожили. Луиза, выпив больше, чем привыкла, уже отправилась в постель. В прошлый раз мы просидели дольше, смотрели «Шайбу! Шайбу», фильм с Джоном Бон Джови, который я почему-то пропустила, и он как бы невзначай гладил мою ногу под одеялом, и даже это длилось слишком мало. Но я рада. Я рада, что пропасть между нами понемногу стала меньше, потому что так гораздо проще. Я часто вспоминаю слова Марва о том, что одна ошибка не должна определять всю жизнь.

– Уже уходишь? Ещё только половина девятого, – удивляюсь я.

Он стоит на подъездной дорожке, засунув руки в карманы.

– Я не хочу уходить. Но завтра мне предстоит большой путь.

Я киваю, стараясь не выдать себя выражением лица. Мне страшно, что он уйдёт и я не увижу его до самого Рождества. Следующие две недели он работает на стройке в Нортумберленде, в заброшенном загородном поместье. А потом уезжает с Аной к её родителям. Он никогда не говорит об Ане. И я тоже избегаю этой темы.

– Ну, удачного распила деревьев в Кексхаме, – говорю я.

– Хексхаме, – поправляет Элиот с улыбкой.

– А потом – удачной поездки в Люксембург. Это же в Люксембурге, да?

– Ага, – Элиот кивает, и моё сердце падает. Лукас и Мари считают дни до поездки на горнолыжный курорт в Атланте с Жаном и Амандой. Рози тоже уедет – в Ноттингем с родителями к сестре и мужу, торчать у них с Рождества до Нового года. Даже Фокс покидает гостиницу – он будет с папой в Лондоне. А Элиот… Элиот будет за тысячу миль отсюда. В Люксембурге. С Аной. С «психосукой», как называет её Рози. А я буду здесь, делать вид, что никакого Рождества и в помине нет.

– Ты ещё увидишься с Лукасом, прежде чем он уедет, или… – Элиот обрывает фразу.

– Нет, – отвечаю я, обвив себя руками, чтобы согреться. – Он ни о чём таком не говорил, и я знаю, что он очень занят на работе, так что…

– Ясно, – Элиот кивает. – Есть планы на Рождество?

– Большую часть дня буду работать. Луизу пригласил в гости давний квартирант, Стив какой-то там. Но она говорит, что не очень этому рада.

Элиот вновь кивает.

– Значит, ты будешь не одна?

– Конечно же нет. Я буду примерно с сотней посетителей в рождественских шапочках и с тремя взмыленными шеф-поварами, которые, возможно, придушат друг друга ещё до того, как будет подан пудинг.

Элиот усмехается, смотрит через плечо, обтянутое толстым чёрным шерстяным пальто, и я надеюсь, что этой секунды хватит, чтобы удушливая, неловкая атмосфера между нами стала чуть легче.

– Твои соседи, – говорит он наконец, – умеют украшать дома и дворы?

– А как же! Ещё и соревнуются, кто повесит больше безвкусных фонарей и попадёт в местные газеты.

Элиот поднимает бровь.

– Думаю, дом номер два на Фишерс-Уэй станет достойным конкурентом остальным.

Я качаю головой.

– Бросаю тебе вызов. Попробуй вот что, – говорит он, дразняще улыбаясь. – Повесь несколько фонарей. Купи индейку. Включи рождественский фильм. Съешь мясной пирог у камина под «Жителей Ист-Энда», даже если за всю жизнь не смотрела ни одной серии.

Я сужаю глаза.

– Звучит… интересно.

– Так работает магия, Эмми Блю, – когда он говорит, из его рта выходят облачка пара. – Слушай, что ещё я тебе скажу. У меня кое-что для тебя есть, – он потирает руки, подходит к своему грузовику, открывает дверь. – Не хотел дарить тебе при Луизе. Решил подождать, – он наклоняется к фургону. – Я знаю, как вы обе не любите открывать что-то друг перед другом.

– Ты не должен был ничего мне дарить.

Элиот закрывает дверь, идёт по дорожке обратно ко мне.

– Знаю, что не должен, но увидел это и сразу подумал о тебе, – он протягивает мне небольшой четырёхугольник, обёрнутый золотой бумагой в звёздах и перевязанный блестящей чёрной ленточкой. – Обернул чувак в магазине, моей заслуги тут никакой.

Я беру у него четырёхугольник и чувствую, как в животе что-то сжимается. Подарок. Я никогда не получала рождественских подарков. Даже от Лукаса, возможно, потому что он знал, что я не праздную Рождество. Никогда.

– Спасибо, Элиот, – говорю я, глядя на него в неясном жёлтом свете фонаря.

– Пока не открывай. Потом. Когда будет мясной пирог и «Жители Ист-Энда».

– Хорошо.

– Обещаешь, что именно так и сделаешь? – Элиот подходит ко мне ближе.

– Постараюсь, – я встаю на цыпочки и обнимаю его, сжимая в руке подарок. Он обвивает меня руками, тёплые руки касаются моей голой кожи под свитером, и по ней бегут мурашки. Я целую его в щёку, вновь говорю «спасибо», но он не разжимает объятий, и я тоже. Наши лица очень близко. Облачка от нашего дыхания собираются в одно большое облако.

– Я могу не уезжать, – внезапно говорит он. – Могу остаться.

Я смотрю на него, ничего не понимая.

– Тебе же нужно на работу…

– Я могу не уезжать, – повторяет он. – В Люксембург.

– Элиот…

– Я не уеду, если ты хочешь, чтобы я остался.

Я наклоняю голову и смотрю на Элиота. Его глаза миндалевидной формы блестят под покровом тёмных ресниц, а изгиб розовых губ – такой же идеальный, как у брата. Как у Лукаса. Лукас. Я делаю шаг назад.

– Нет, что ты, – я прочищаю горло. – Не выдумывай. Это же Рождество. Надо веселиться, встречаться с людьми.

Элиот молчит, почёсывает шею.

– Может, ты и права, – говорит он наконец. – Мы долго не увидимся, так что, наверное, счастливого Рождества, Эмми.

– И тебе, Элиот, – холодный вечерний воздух обжигает моё лицо, в моей руке – его подарок.

Элиот садится в машину, заводит мотор. Машет мне на прощание, и я смотрю, как он уезжает.

CD-диск № 6

Дорогая Воздушная Девочка,

Трек 1. Потому что уже почти Рождество

Трек 2. Потому что ты всегда пишешь слишком много обещаний

Трек 3. Потому что осталось всего сорок пять дней, и мы увидимся

Трек 4. Потому что одна из моих любимых вещей в мире – безумная спинка твоей кровати