– И это после той блестящей жизни, к которой тыпривыкла?

– Мне все равно. Я не помню своей жизни.

– Когда-нибудь вспомнишь.

– Чего вы хотите от меня?..

В комнату без стука вошел Виталик, принеся традиционныебутерброды и кофе. Из уважения к Лапицкому ассортимент их был болееразнообразен, чем обычно: вместо вареной колбасы – салями, сыр и куски постнойветчины. Я молча наблюдала, как капитан поглощает один бутерброд за другим, необращая никакого внимания ни на меня, ни на мой последний вопрос.

– Угощайся, – наконец сказал он. – Хочешь выпить?Сейчас Виталик принесет коньяк.

– По какому случаю фуршет?

– Может быть, это будет твой последний хороший коньяк вжизни.

– Мне все равно. Тем более что я люблю можжевеловуюводку, – Анна дерзко выглянула из моих прикрытых сумерками глаз и напомнила осебе.

– Водки ты тоже не увидишь. Ничего хорошего в будущемтебя не ждет.

– Мне все равно…

– Хорошо, – мягко сказал капитан, постная ветчинасделала его терпеливым, – тогда вернемся к твоему последнему вопросу.

– Вопросу?

– Ты спросила – «чего вы от меня хотите», верно? Ямолчала. Я начала понимать, что ветчина и салями неспроста. Неспроста онимаринуют меня здесь так долго, что я уже потеряла счет времени.

– Чего вы хотите от меня?

– Тебя.

Неожиданный поворот. Полная неистовой жизни Анна обязательнообыграла бы эту неосторожную реплику, указала бы капитанишке-неудачнику на егоистинное место. Но я так устала, что даже не нашла что ответить на этибесцеремонные и туманные притязания.

– В смысле?

– Значит, так, девочка, расклад таков. По всемувыходит, что ты нагадила везде, где смогла. Во-первых, Дамскер и его жена.

– Это недоказуемо.

– Ошибаешься. Доказать, что ты убила Дамскера и егожену, это как два пальца об асфальт. Здесь даже особо стараться не придется. Нодаже если бы этого не было… Пистолет, из которого ты хотела грохнутьпредставителя закона, засвечен еще в двух убийствах.

– Представителя закона?

– Меня, меня… Ты ведь хотела это сделать? Так вот,сначала убит профессиональный альфонс, затем убит профессиональный врач,занимающийся пластической хирургией, и оба они связаны с тобой, оба замыкаютсяна тебе.

– Каким образом? – Это был бессмысленный вопрос, язнала – каким образом.

А в интерпретации Лапицкого это выглядело еще примитивнее иубедительнее:

– Один был твоим подельником и слишком много знал отебе. Другой скроил тебя заново, следовательно, знал о тебе еще больше. Обабыли неудобны для твоего нового лица. Разве это не аргумент?..

– Оперативно работаете. Слишком легко все получается.

– А так обычно и бывает. Интригу оставим для крутыхДетективов.

Тема с убийствами всплывала в последнее время несколько раз,но я ничего не подтверждала и не отрицала, я предпочитала отмалчиваться. Вот исейчас – пусть делают что хотят, но он не вынудит меня свидетельствовать противсебя самой.

– И что дальше? Не забывайте, что я попала вкатастрофу. Я была больна.

– Ну что ж, если ты была больна, то остаток жизнипроведешь в тюремной больнице, будешь жрать баланду и пялиться в стены,крашенные охрой. Приятная перспектива, ты как думаешь?

– Мне все равно. Везите меня куда угодно, я не могубольше здесь оставаться.

Лапицкий отложил бутерброд, который жевал все это время,вытер губы тыльной стороной ладони и тихо заорал на меня:

– Ты не слышишь меня. Ты не хочешь меня слышать.Помнишь, о чем я говорил тебе еще в клинике? Я смогу защитить тебя.

– Вы готовы защитить меня? – Я испытующе посмотрела накапитана.

– При одном условии.

Мне плевать было на условия.

– Вы готовы защитить меня, даже после того, что узнали?Вы готовы защитить женщину, которую сами же обвиняете в убийстве четырехчеловек?

– Ты же сама просила меня о помощи.

– Теперь мне все равно – Ну что ж, – капитан вздохнул,– я смотрю, подбородок у тебя совсем зажил. И синяки сошли… Мне тоже все равно.Иди. Ты свободна.

Я ждала чего угодно, только не этого.

– Я свободна?

– Да. Можешь уходить. Дверь не заперта. Я поднялась скровати, не глядя на Лапицкого, надела сапоги.

– Шубу получишь у Виталика. Убирайся. В это невозможнобыло поверить. Лапицкий по-прежнему сидел, закинув ногу на ногу и сцепив рукина круглом затылке. Он даже не потрудился поменять позы. Но мне было плевать наЛапицкого, только бы не остаться здесь, в каморке с зарешеченными окнами.

Дверь действительно была не заперта, капитан не соврал. Ятолкнула ее и оказалась в узком коридоре с лестницей на верхний этаж. У дверина старом кожаном диване сидел Виталик.

– Мне нужны мои вещи, – тихо сказала я.

– Какие вещи? – Он отложил кроссворд, которыйразгадывал, и с удивлением воззрился на меня.

– Шуба. Надеюсь, она еще жива и не конфискована впользу государства.

– Идем, – Виталик легко поднялся и, даже не взглянув наменя, углубился в плохо освещенный коридор. Я пошла следом, стараясь неотставать и все еще боясь, что Лапицкий передумает.

…Комната внизу была наполнена специфическим запахом мужчин,которые долгое время проводят вместе; переполненные пепельницы, пятна от кофена столах, электрический чайник, шахматная доска с разнокалиберными фигурами,стоящая на холодильнике, – кто-то не доиграл партии… В углу работал телевизор –ему было абсолютно все равно, что в комнате никого нет.

Виталик на секунду исчез и появился с шубой. Он галантнораспял ее на руках:

– Прошу, королева.

– Спасибо, – я отвыкла от таких знаков внимания ипотому не сразу попала в рукава.

– Телефончик оставьте, – сказал Виталик невиннымголосом опытного дамского угодника.

– Думаю, не стоит. Надеюсь больше никогда тебя неувидеть.

– Никогда не говори «никогда». Идем, я провожу тебя.

Он провел меня к выходу, мимо маленького тренировочногозальчика, дверь в который была приоткрыта. Два молодых человека в черныхтренировочных кимоно бросали друг друга на маты. Я на секунду пожалела одногоиз них – высокого тонкого молодого человека с длинными волосами, забранными вхвост, – видно, что ему доставалось от спарринг-партнера – приземистого качкасвирепого вида…

Виталик гостеприимно распахнул входную дверь, ипронизывающий холод сразу же забрался под полы шубы.