– Что здесь происходит? – спросила я Виталика. Онухмыльнулся и приложил палец к губам.

– Сейчас увидишь одного парнишку. Думаю, он тебепонравится.

А спустя секунду появился тот самый парнишка, о появлениикоторого возвестил Виталик. В первую минуту я узнала его: черные длинныеволосы, забранные в хвост, пластилиновая, гнущаяся во все стороны фигура. Явидела его в проеме дверей в спортзал – там, на даче, – именно его кидал черезголову флегматичный Игнат. Именно после него я стреляла в тире, его мишени былиобразцово-показательными, гораздо лучше моих…

Теперь он был одет в блестящий испанский костюм: белыекороткие штаны, рубашка-апаш с пышными рукавами и жабо, расшитая золотомжилетка, широкополая шляпа, болтающаяся за спиной, широкий белый плащ. Черезплечо у него висела сумка, в тон жилетке, тоже расшитая золотом. Вставнойтеатральный номер, с неожиданной неприязнью подумала я, нижние чиныразвлекаются, следующим номером программы будет кордебалет мюзик-холла состраусовыми перьями в тощих задницах… А потом…

Но додумать я не успела. Это была отличная имитация фламенко– без всякого сопровождения, только стук каблуков, мастерски выбивающих ритм.Вставной номер, который завораживал своей красотой, кончился в тот самыймомент, когда я подумала: отличный танцор. Но это не было финалом. Выгибаясь вразные стороны, оседлав стоящий рядом стул, парень заговорил. Сначала тихо,перекатывая слова в горле, потом громче:

– «Я был на краю отчаяния, мне сосватали было одноместечко, но, к несчастью, я не вполне к нему подходил. Требовался счетчик, ипосему на это место взяли танцора. Оставалось идти воровать. Я пошел вбанкометы. И вот тут-то, изволите видеть, со мной начинают носиться, и такназываемые порядочные люди гостеприимно открывают передо мной двери своихдомов, удерживая, однако ж, в свою пользу три четверти барышей. Я мог быотлично опериться, я уже начал понимать, что для того, чтобы нажить состояние,не нужно проходить курс наук, а нужно развить в себе ловкость рук. Но так каквсе вокруг меня хапали, а честности требовали от меня одного, то пришлосьпогибать вторично…»

Это был кусок из монолога Фигаро, Боже мой, я знала дажеэто, умная девочка, но не мое знание потрясло меня. Парень с тривиальнымхвостом оказался великолепным актером: каждое слово, которое он произносил,эхом возвращалось к нему самому, он издевался над собой, он выворачивал себянаизнанку с таким отчаянием, что я даже испугалась за него. Реплики должны былихлестать сидящих за столами, как плети, от них становилось неуютно и сосало подложечкой. Актер то пропадал, то исчезал в полосах света: они делили его лицо ифигуру на две неравноправные части, – кто-то из людей Лапицкого выставил свет,и выставил довольно удачно…

Он был талантлив, дьявольски талантлив, это было видноневооруженным взглядом. А потом драма превратилась в фарс. Не прекращаямонолога, парень достал из сумки несколько предметов, завернутых в разноцветнуюфольгу, клоунски огромных, чтобы быть настоящими: стилизованный бритвенныйприбор, ремень, несколько старинных пистолетов. Он поочередно разворачивал их –внутри они были шоколадными. С видимым удовольствием, урча между репликами, онсожрал сначала бритвенный прибор (бедный, бедный цирюльник Фигаро!), затем разломилна части ремень и добрался до пистолетов. Пятна фольги мелькали в его руках,завораживали своим упорядоченным движением – от этого нельзя было отвести глаз.Фигаро подходил все ближе и ближе к столику, за которым сидели Лапицкий иВалентина, полы его плаща развевались в бликах света – теперь он играл вматадора и быка…

И когда дошла очередь до последнего пистолета и Фигаро,блестя зубами, надломил шоколадное дуло, произошло невероятное: в шоколадномпистолете оказался настоящий, и Фигаро спустил курок. Он выстрелил несколькораз, я даже не поняла, куда же он целился, скорее всего в Лапицкого. И бросилсябежать, петляя, как заяц, между столиками. Парни за спиной Лапицкого синхронновыхватили пистолеты; в направлении бегущего Фигаро зазвучали резкие хлопки.

Лапицкий откинулся на стуле и, по своему обыкновению,заложил руки за голову.

– Хреново! – резким голосом сказал он; таким же резким,как холостые выстрелы. – Ты уже семь секунд как покойник. Соберись, Олег,времени осталось три дня.

Тот, кого назвали Олегом, остановился, тяжело дыша, онподошел к стулу, который еще несколько минут назад был живым в его руках, селна него и посмотрел на Лапицкого.

– Я устал, – сказал он.

Я видела темные пятна пота на жилетке и рубашке, отнапрягшейся спины актера веяло безысходностью. И я подумала, что, стоит мнесейчас подойти к зеркалу, вместо своего обычного отражения я увижу этого парня…

– Что это за спектакль? – снова спросила я Виталика.

– Не спектакль, а репетиция, – пояснил он.

– Хорошо сделано.

– Конец заваливает полностью, сопляк, – не согласилсясо мной Виталик.

– А по-моему, он классный актер.

– Полный мудила. Угробили три недели, а дела ни кчерту, – мы говорили с Виталиком на разных языках. – Лапицкий поднял голову,увидел нас и приветливо помахал рукой. Я отвернулась, а Виталик радостноприсвистнул.

– Спустимся к боссу.

– Может быть, отложим до утра? – безнадежно спросила яу Виталика.

Но он уже не слушал меня:

– Давай, давай, ты и так спишь больше, чем положено. Мыспустились вниз, в холл. Капитан сидел, вытянув ноги к камину, и позевывал.

– Ну что, понравился наш мальчик? – не оборачиваясь комне, спросил он. – Присаживайся, поболтаем. Люблю с тобой лясы поточить всвободное от работы время.

– А я не очень, – ответила я, но все-таки взяла стул,на котором еще несколько минут назад сидела Валентина, и присела рядом.

– Человек может бесконечно смотреть только на две вещи– на воду и на огонь, – задумчиво произнес Лапицкий.

От удручающей банальности этого тезиса меня передернуло.

– Да вы, оказывается, последний романтик, капитан, –насмешливо сказала я.

– Что есть, то есть, – сегодня капитан был настроенблагодушно. – Как тебе представление? Есть на что посмотреть?

– Что это за парень?

– Заинтриговал?

– Мне кажется – он талантливый актер. Только вот что онделает в этом паучьем гнезде?

– Развлекает личный состав. Не голых же девокприглашать, в самом деле, – капитан уже научился не реагировать на мои беззубыенемощные подколки. – Считаешь, что талантливый?

– Мне так показалось.

– Может понравиться? Ты как думаешь, Анна?

– Смотря кому.

– Ну, например, большому любителю традиционного театра.Никаких тебе Беккетов с Мрожеками, никаких лысых певиц, академическоеисполнение на хорошем нерве. Я не прав?