Несмотря на это, нам удалось пройти весь путь до здания Демократической школы благополучно. Нас не арестовали и не захватили в плен. Обсудив ситуацию, мы пришли к выводу, что варианта лучше, чем спрятаться в школе, не найти. Занятия уже закончились. Я укрылся на парковке, дождался, пока уйдёт уборщик, затем скользнул мимо игровой площадки. Двери оказались заперты, но Спаркс прошёл сквозь стену и открыл засов изнутри.

Я бывал в школе вечером на репетициях, но вокруг всегда находились люди и горел свет. Впервые здесь было темно и пусто. Коридоры казались намного длиннее и выглядели одиноко. Пока я хромал по плиточному полу, любой шум отзывался странным эхом. Но я не решился включить свет так поздно в пятницу и брёл до театра в темноте. Спаркс снова отпер двери. В костюмерной я нашёл штаны и рубашку, более-менее адекватные для реальной жизни. Затем побрёл к спортивному залу принять душ.

Первым желанием было содрать с себя грязную одежду и выкинуть её. Я уже стянул рубашку и свернул её в клубок, когда в голову пришла одна мысль. Я застыл.

Спаркс вопросительно улыбнулся:

– Ты в порядке?

– Сомневаюсь, – покачал я головой. – По мнишь, ты спросил, не истерика ли у меня, и я ответил «нет»? Так вот, кажется, я начинаю менять мнение.

– Объясни.

– Это из-за футболки. Я хотел выбросить её, но потом понял, что не знаю, когда попаду домой и смогу ли вообще туда вернуться и переодеться в своё. Пока Оскар владеет силой Короля Зимы и мамой, я почти бездомный!

– Надеюсь, до этого не дойдёт. Ты же хотел попробовать позвонить маме со школьного телефона?

– Считаешь, это поможет?

На глазах выступили слёзы.

Спаркс вздохнул и покачал головой:

– Я не хотел поднимать этот вопрос, чтобы избежать истерики. Я всё ещё против неё. Знаю, у тебя хватает поводов для волнения, но это делу не поможет. По крайней мере пока. Давай заключим сделку. Тебе холодно, ты голодный и весь в грязи – в таком настроении ничего дельного не придумаешь. Когда будешь чистым и сухим, мы найдём еду и место для сна, можешь полностью сорваться.

– В чём твоя выгода?

– Наблюдение.

Я фыркнул сквозь слёзы, которые уже заструились по щекам.

– Шутка!

Ничего смешного в шутке не имелось, зато я отвлёкся и немного собрался.

Я включил душ, взял рубашку и шагнул под тёплую воду. Сначала я постирал джинсы и помыл кроссовки, потому что в одежде было легче смыть грязь. Потом разделся и стал мыться. Дойдя до волос, я вспомнил о большой ране на затылке и несколько раз выругался.

После душа Спаркс осмотрел мою голову и совершил болезненные магические манипуляции с раной. Я не видел, что он делает, но ноздри трепетали от запаха палёных волос, а уши слышали обещания, что я ещё не раз скажу спасибо своему лекарю. В конце мы совершили налёт на учительскую и забрали несколько батончиков с гранолой и полкоробки с чёрствыми пончиками. Ничего вкуснее я ещё в жизни не ел.

После этого я позвонил маме.

– Алло-о-о-о-о, это… Женевьева.

Начало не очень – голос такой, будто она на другой планете.

– Привет, мама, это Кальван.

– О, прекрасно… Какой Кальван?

Мне хотелось кричать и плакать, но я стараюсь оберегать маму. Поэтому я сдержался, глубоко вдохнул и, стараясь сохранять спокойствие, пояснил:

– Кальван, твой сын.

Последовала долгая пауза.

– А, то-о-очно. Извини, Кальван. У меня жуткая мигрень, и Оскар дал таблетки. После них я немного не в себе. – Ещё одна пауза. – Как там в Вашингтоне?

– Я не там, мама. Я в школе.

– Не болтай глупости, дорогой. Сейчас почти восемь часов, пятница. Школа уже несколько часов как закрыта.

Ещё один глубокий вдох.

– Да, мам. Поэтому я надеялся, что ты приедешь и заберёшь меня.

– Извини, Кальван, но ты знаешь, я не могу водить машину после приёма лекарств. Особенно до самого Вашингтона. Хочешь, я попрошу Оскара встретить тебя?

– НЕТ! – заорал я, и мама охнула.

Я мысленно себя пнул.

– Мам, прости. Я не хотел грубить, просто не жажду видеть Оскара. Мы… снова сильно поссорились. Пожалуйста, ничего не говори ему обо мне.

– Хорошо. О-о-о-ой, кажется, комната немного кружится. Мне лучше снова лечь. Хорошо провести время в Вашингтоне.

Потребовалось собрать все силы, чтобы снова не закричать.

– Мама, я же сказал, я не в Вашингтоне.

– Не в Вашингтоне?… Вашингтон. Что-то мне это напоминает. Ах да. Дэйзи…

Я повесил трубку. Спаркс положил обе лапы мне на ногу:

– Мне очень жаль, Кальван. Ты в порядке?

– Не совсем.

К горлу подкатил ком, и я с трудом подавил тошноту.

– Ладно. Думаю, что сумею сохранить спокойствие. Учительская – не место для истерики.

Как хорошо, что сейчас выходные: видеться ни с кем не хотелось.

Я уселся в кресло под главной сценой, укрылся бархатными занавесками, как одеялом, и зарыдал. Спаркс, закончивший чертить магический круг вокруг стула, взобрался мне на грудь и сунул голову под подбородок. Обычно он не слишком-то чувствителен, но сейчас, большой и тёплый, он утешал уже одним своим присутствием.

Я крепко его обнял.

– Спасибо, Спаркс, – сквозь слёзы бормотал я.

– Всё наладится, Кальван. Обещаю.

И он замурлыкал.

– Не знал, что кролики мурлычут.

– Зайцы. И мы не мурлычем. Я просто быстро говорю, как кошка. И опыт подсказывает, что это помогает.

– Помогает. Спасибо.

– Всегда пожалуйста, Проклятый Мастер, всегда пожалуйста.

Продолжая под его мурлыканье всхлипывать, я не заметил, как заснул.

– Ай… – пробормотал я.

Возникло странное чувство, будто кто-то закрасил глаза, а остатки краски вылил в нос. Потом выкопал яму и по шею зарыл меня в песок.

– Что за чёрт…

Левый глаз не хотел открываться. Кромешная тьма. Ужас мгновенно разогнал сон. В памяти всплыли клетка в тоннеле, делверы… Я подскочил. Спаркс вспыхнул и свалился с груди вместе с бархатными занавесками, вес которых я принял за песок.