Агрант-захватчик утихомирился и уже не рвал меня зубами, а сдержанно урчал, и мне хотелось скулить вслед за ним.

– Сама, – выдохнула я упрямо и убрала руку с мужских плеч.

Правда, совсем без помощи передвигаться не смогла: пришлось опереться на предложенную руку. Усмехнулась: судя по положению, перешла из разряда тяжелораненых в раненые легко.

Стремительно темнело и так же неотвратимо холодало: месяц летрень в Атлионе коварен и переменчив. Стоило выбраться из селения, как небо на западе обложили тяжелые свинцовые облака, скрывшие закатное солнце. Широкая наезженная дорога уходила вдаль, туда, где за лесистым склоном виднелись на горизонте сторожевые башни соседнего города.

Мы свернули на неприметную тропку, петлявшую среди непролазных кустов, нырнувшую в лощину и заманившую нас в вековой, сырой и тёмный лес.

– Твоё безопасное место в лесу? – удивилась я.

– Да, – кивнул маг.

Ну… ладно. Почему бы нет?

Незнакомец прекрасно ориентировался: в сомкнувшемся вокруг нас плотном коконе деревьев он уверенно шёл вперёд, отводя раскидистые ветви. То ли пользовался магическим зрением, то ли мог найти дорогу к своему дому даже с закрытыми глазами. Два или три раза я ощутила касание магической завесы, стерегущей подступы к укрытию волшебника.

И когда уже я, отчаявшись, мрачно подумала, что вновь повисну на мужчине обессилевшей тушей, забрезжило бледное сияние. Деревья расступились, выпуская нас к гаснувшему солнечному свету. Последние закатные лучи пронзили пелену туч и подожгли добротный домик, задней стеной прижавшийся к горе, навес и поляну с костровищем.

– Мы дома, – маг гостеприимно распахнул дверь, пропуская меня в жилище.

Щёлкнул затвором, пробуждая автономный люмен.

– Разреши помочь, – незнакомец усадил меня на табурет, сдвинул плащ.

– Его надо снять, – кивнул на низко гудящий обсидиановый агрант.

Я молча кивнула, осматриваясь.

Отличная идея – пристроить домик к неглубокой сухой пещере. Деревянные сени и небольшая комнатка, плавно переходящая в единственный нерукотворный грот, обеспечивали приют мага оригинальным смешанным интерьером. Переносные люмены отбрасывали пятна зыбкого света на массивный каменный потолок и отвесные стены, покрытые ажурными натеками, находчиво приспособленными под полки для вещей.

– Креативно, – оценила я убежище.

Мужчина качнул люменом, посылая луч света в дальний угол.

– Пещера небольшая, но сквозная, – пояснил он, – в конце над скоплением валунов есть щель, достаточная, чтобы пролезть человеку. Поэтому в пещере всегда чистый воздух, а в случае дождя я закрываю её щитом. Магическим или обычным деревянным. Иметь второй выход очень удобно.

И предусмотрительно.

Я присмотрелась к хозяину пещеры повнимательнее. Крепкое, тренированное тело. Шапка густых смоляных кудрей. По-мужски привлекательное лицо крупной, грубой лепки. Загорелую кожу и глаза, настолько темные, что кажутся черными, – особенно глаза! – словно подсвечивает изнутри неугасимый огонь магии. Пламя подлинного, природного волшебства. Возраст у такого сильного мага угадать невозможно. Ему может быть как тридцать лет, так и пятьдесят. Или больше.

Мужчина тем временем провел сильными чуткими пальцами по матово-черной поверхности, безошибочно нащупывая затвор чешуи. Захмелевший от моей крови агрант послушно раскрылся.

Маг снял его с моей руки, бережно положил на стол, приласкав костяную броню мимолетным касанием ладони.

По каменной отлогой лестнице он спустился в неширокий зал, что-то разыскивая. На причудливых складчатых стенах заметалась длинная кривая тень, рождая мысли о пещерных троллях.

– Магическое и физическое истощение, – маг материализовался передо мной с какой-то склянкой. Несмотря на тяжеловесные формы тела, двигался он с опасной грацией, весь из сплошных мышц и отработанных годами рефлексов. – Рану от агранта лучше залечить.

Я споро перехватила его руку:

– Стоит ли доверять магу-отступнику?

Его ресницы дрогнули, скулы чеканно проступили, челюсти напряглись.

– Отступником я никогда не был, – он мягко отвел мою руку, быстро нанося снадобье. – Ты меня узнала?

– Не я, – я пожала плечами, – агрант.

Он опустил глаза, аккуратно растирая и промокая мазь, а я пояснила:

– Агрант дался тебе в руки. Он и сейчас дрожит от нетерпения. Думаю, что и здесь я из-за него. Маг и его агрант всегда найдут друг друга.

– Так и есть, – резкие черты лица смягчились, когда он огладил взглядом боевое оружие.

– Как ты мог отречься от него? – я не осуждала – удивилась.

Маг резко вскинул почерневшие глаза:

– Амори нужно было показать всем доказательство моей смерти, он его получил. А после… защита меня не подпускала. Не захотел рисковать, привлекая к нему и себе внимание. Предпочел без помех наблюдать за тобой, чем вернуть агрант.

Наблюдать за мной, да? Его деликатное прикосновение сделалось невыносимым, а ещё минуту назад приятно охлаждающая мазь вдруг обожгла каленым железом. Я дернулась, стремясь сбросить ставшие ненавистными пальцы. Маг удержал меня, быстро перебинтовал рану. Я еле вытерпела, честно.

– Алинор? – напряженно окликнул мужчина, и все прошлые ощущения перестали иметь значение.

– Как ты назвал меня?! – я сдавленно ахнула как от удара под дых.

– Алинор. Ты приняла это имя при посвящении. В честь твоего родного города – Алинордэн. Это старый обычай боевых магов – брать себе прозвища, которые известны только собратьям по оружию.

Произнесенное имя подействовало на меня так, как ещё никто и ничто в этом мире. Он пробило меня насквозь, сметя к троллям осторожность, навыки самоконтроля разведчика и привычку притворяться профессионального шпиона. В открывшуюся зияющую брешь хлынули неуправляемые, давно подавляемые эмоции.

Я стиснула задрожавшие пальцы в кулаки, отчаянно ловя остатки самоконтроля, чувствуя, как всё поднимается, бурлит внутри, а на глазах вскипают злые слезы:

– Так ты был жив и здоров всё то время, что я пролежала трупом, собрат?

– Алинор…

– Почему не убил? Почему не убил меня… до конца? – хотелось кричать, но горло перехватило спазмом, и слова вырывались отрывисто и глухо.

– Я никогда не пытался убить тебя, Алинор! Это всё равно, что покончить жизнь самоубийством! Ведь я люблю тебя, всегда любил. Твой сон… был ошибкой, и не моей.

– Ты любил меня? – голос упал до сдавленного злого шипения. – Это и есть твоя любовь?

Все жалкие остатки самообладания смыло приливной волной ярости, и боль и растерянность уступили место гневу.

– Почему ты бросил меня там, Этьен? – его имя пришло сразу, прорвалось звонким, надорванным криком. Теперь я была больше злой, чем несчастной, и спазмы отступили. Я могла говорить. Могла орать. Требовать ответа. И могла драться.