– От Четырёхрукой и других… – он замешкался. – У них ещё такие странные клички…

– Каких других?

– Каких? – эхом отозвалась маленькая спутница.

– От Носорога, Доктора, Пятачка, Бахуса, Погремушки… – начал перечислять Мыш.

Лицо дамы отразило непонимание, потом начало бледнеть.

– Слепого, Буратино, Дыбы…

– Действительно странные клички, – с удивлением произнесла девочка. – О ком это он?

Женщина резко выпрямилась.

– Не знаю. Он бредит.

В голосе её послышались квакающие интонации.

– Ну, как же! Ваши друзья из Репинского сквера. Бедняжка, Кондор, Дама с Микки-Маусом…

– Я не знаю, о ком ты! – с расстановкой, отчётливо и резко произнесла женщина и дёрнула стоящего рядом ребёнка. – Пойдём. Это какой-то сумасшедший. Или он просто обкурился.

Девочка, уходя, бросила на Мыша неприязненный взгляд.

Мыш вернулся к Ветке.

– Ты оказалась права. Это она – Проституция, – уверенно сказал Мыш.

– Что предпримем?

Мыш пожал плечами.

– Снежку надо вытаскивать, – решила Ветка. – Эта жаба убьёт её. Или превратит в такую же, как она.

На следующий день, когда парочка в серебристых шубах снова вышла на прогулку, Мыш потихоньку увязался за ними. Некоторое время шёл, не приближаясь, потом ускорился. Не доходя шагов тридцать, присел за малолитражкой, припаркованной на обочине, и закричал что было сил:

– Снежка, она убьёт тебя! Беги!

Жаба и её жертва резко обернулись, но никого не увидели.

Переглянувшись, парочка отправилась дальше.

Через некоторое время Мыш повторил свой вопль, который услышала вся округа:

– Спасайся, Снежка! Она убьёт тебя! Спасайся!

На сей раз Проституция остановилась и, сжимая ладонь девочки так, что та сморщилась от боли, долго смотрела вокруг. Лицо демона заледенело, ноздри раздувались, словно вынюхивая нарушителя спокойствия.

Снежана, обожжённая внезапным холодом, выдернула руку и, пискнув, спрятала её под мышкой. Жаба поспешно вернула лицу ласково-обожающее выражение, склонилась над ребёнком, подула, прошептала извечное «у кошечки боли, у собачки боли, у нашей девочки не боли», и боль послушно оставила кисть ребёнка.

Женщина выпрямилась, обвела улицу взглядом, в котором сквозила неприкрытая угроза.

И тогда Ветка, находившаяся на другом конце переулка, вторя Мышу, крикнула:

– Снежана! Беги! Беги! Беги! Она убьёт тебя! Беги! Беги! Беги! Она убьёт тебя!..

Девочка робко и растерянно взглянула на спутницу и потянула руку, словно намереваясь покинуть её, но та крепко держала свою жертву. Вскоре обе они скрылись в подъезде. Девочка шла медленно, неохотно и поминутно оглядывалась.

Два следующих дня Мыш и Ветка патрулировали Скатертный, но женщина и девочка не появлялись.

– Запаниковала Жаба, боится выходить, – понял Мыш. – Ладно. У вас в квартире был балкон?

– Да, небольшой, но очень уютный.

– Покажешь?

На следующий день, когда Снежана вместе с хозяйкой квартиры вышли на балкон, чтобы подышать свежим воздухом, сверху на них с шумом взлетающей птичьей стаи просыпался ворох листков, на каждом из которых светилась пурпуром надпись: «Снежка, беги! Она убьёт тебя!»

Девочка оторопело уставилась на осыпающиеся предупреждения. Демонесса впала в истерику. Она завизжала от злости, посмотрела вверх, давя крик, вцепилась зубами в свою узкую холёную ладонь. Схватив девочку за ворот шубки, забросила её внутрь квартиры.

Мыш и Ветка, прогромыхав по железной крыше, вскоре выбежали из соседнего подъезда.

Через три дня Жаба и Снежка быстро вышли из дома и направились к большому чёрному Chevrolet Suburban, припаркованному метрах в ста от подъезда. Дама на ходу жала кнопку на брелоке сигнализации, промахивалась, нервничала.

Не дойдя нескольких метров до машины, она остановилась, принюхалась.

– Что за запах? – спросила она и тут же, ни к кому не обращаясь, громко и требовательно повторила: – Что за запах?

Что-то мерцающее привлекло её взгляд. Из переулка выскочил язычок пламени, пробежал по асфальту, обошёл огненной дорожкой вокруг остановившейся пары, точно создав магический круг.

– Снежка, беги! – раздался крик.

Демонесса внезапно выпустила руку девочки, зажала нос руками и завопила, громко и пронзительно, будто пожарная машина.

Снежана несколько раз оглянулась по сторонам и, будто сбросив чары, вырвалась из огненного круга. Путаясь в полах шубы и не разбирая дороги, побежала во дворы.

Мыш и Ветка догнали её в глухом переулке, прижали к исписанной граффити стене, зажали рот:

– Тихо, тихо! – сделала большие глаза Ветка. – Это я, Света. Помнишь меня? Это Мыш. Он хороший. Не будешь кричать?

Глаза девочки испуганно металась.

Ветка медленно опустила руку.

– Как ты? – спросила Ветка. – Лучше?

Та нервно кивнула.

Лицо девочки, ещё минуту назад глянцево-красивое, с подведёнными бровями и глазами, выглядело растерянным и даже жалким.

– Я… Я не знаю, – произнесла она срывающимся голосом.

– Чего не знаешь?

– Света… Свет, – она вцепилась в рукав Веткиной куртки. – Я не понимаю, что происходило… Ты сбежала, я осталась. Надо было тоже бежать. Там такое было… Нет, я всё помню… – по её телу прошла судорога, точно её затошнило. – Я… Просто не понимаю, почему я была там… С этими людьми… Почему не сбежала…

Взгляд её застыл на грязной каше, покрывающей тротуар.

– Мыш, давай отведём её в театр. Напоим чаем, переночует у нас, а там решим, что делать, – сказала Ветка и повела подругу в сторону метро.

Мыш поплёлся следом. Выглядел он растерянным.

Уже у входа на Арбатскую станцию он встал перед девочками и сказал:

– Нельзя с ней в театр.

– А куда? Она же не в себе, ты видишь!

– Вижу, но только…

– Что «только»? Может, тогда сразу в Репинский сквер её отведём?

– Нет, – слабо возразил Мыш. – Но и в театр нельзя.

– Почему?

– Выследят.

– Мыш, ты сам себя слышишь? Как выследят? Ты что несёшь?

– По запаху, – сказал Мыш и сам не поверил себе, так нелепо выглядела эта фраза.

Ветка несколько раз глубоко вдохнула, успокаивая себя, и ровным голосом произнесла:

– Мышик, мы всё делаем правильно. Завтра решим, как с ней быть.