Бролин говорит, что выпишет вексель, что он и делает, норазгневанный поставщик требует наличных; и пока идет свадьба, они вполголосаспорят в ванной. После торжества Лютц переворачивает вверх дном гостинуюПлохого Дома в поисках потерянных денег, которые теперь принадлежат ему иявляются для него единственным способом оплатить вексель, выданный поставщику,По его запавшим покрасневшим глазам мы видим, что денег у него не больше, чем узлополучного шурина. Это человек, стоящий на краю финансовой пропасти. Оннаходит только след денег под диваном – пустую обертку с напечатанным на ней“500$”. “Где они?” – восклицает Бролин, и голос его дрожит от гнева,раздражения и страха. И в этот момент мы слышим ясный и четкий уотерфордскийзвон – или, если хотите, единственную ноту истинной музыки в фильме, который вовсем остальном полная ерунда.

Все, что есть удачного в “Ужасе в Эмитивилле”, сосредоточенов этой сцене. В ней демонстрируется то воздействие Плохого Дома, отрицатькоторое не может никакой скептик: мало-помалу этот дом приводит Лютцев к финансовомукраху. Картину можно было бы назвать “Ужас уменьшающегося банковского счета”.Это наиболее прозаический недостаток тех мест, где обычно разворачиваетсяистория дома с привидениями: “Дом продается дешево, – с широкой улыбкой говоритагент по продаже недвижимости. – Говорят, в нем водятся привидения”.

Что ж, дом Лютцы купили действительно дешево (есть в фильмееще одна хорошая сцена, правда, слишком короткая, когда Кэти говорит мужу, чтостанет первой, кто из всей ее большой католической семьи обзавелся собственнымдомом. “Мы всегда снимали квартиры”, – говорит она), но в конце концов онобходится им слишком дорого. В финале дом словно распадается на части. Окнаразбиваются, из щелей выползает густая черная масса, лестница, ведущая вподвал, выгибается.., и зритель думает не о том, выберутся ли Лютцы живыми, а отом, застрахован ли дом.

Этот фильм понятен и близок любой женщине, которая плакала,когда засорился туалет или соседи сверху залили ее квартиру; любому мужчине,который медленно закипал, когда сточные желоба обрушивались под тяжестью снега;для любого ребенка, который прищемил дверью пальцы и ему кажется, что эта дверьспециально его подкараулила. По части ужасов “Эмитивилль” довольно скучен; пивотоже не отличается крепостью, но пить его можно.

"Ох уж эти вексели!” – вздохнула во время фильмаженщина, сидевшая рядом со мной.., но подозреваю, что думала она о собственныхвекселях. Невозможно получить все сразу, но Розенберг по крайней мереумудряется дать нам “квайану” [119]; и мне кажется, что главная причинатого, что зрители все-таки ходят на “Ужас в Эмитивилле”, в том, что забанальной историей о привидениях скрывается рассказ о том, кто быстрее потерпитфинансовый крах.

Действительно, ох уж эти вексели.

5

А теперь – “политические” фильмы ужасов.

Мы уже упоминали несколько фильмов этой разновидности:“Земля против летающих тарелок” и сигеловская версия “Вторжения похитителейтел”; оба фильма вышли в 50-е годы. Кажется, все лучшие картины такого родаотносятся к этому периоду – хотя, возможно, все ходит по кругу: “Подмененный”,который неожиданно получил широкое признание весной 1980 года, представляетсобой странную комбинацию истории о призраках и Уотергейта.

Если фильмы – это сны массовой культуры (один критик даженазвал кино “сном с открытыми глазами”), а фильмы ужасов – ее кошмары, тобольшинство фильмов этого жанра середины 50-х годов являются кошмарными снами оядерном уничтожении в результате политического катаклизма.

Из фильмов ужасов этого периода мы должны исключить те,которые отражают страх перед технологической (так называемые фильмы “биг баг” –“большой сбой”), а также ядерной катастрофой, такие как “Автоматикабезопасности” (Fail-Safe) и не очень интересная “Паника в год ноль” (Panic inthe Year Zero) Рэя Милларда. Эти фильмы не политические в том смысле, в какомявляется политическим “Вторжение похитителей тел” Сигела; в нем зритель, еслизахочет, может в образе зловещих стручков из космоса увидеть своегополитического врага.

Начало политическим фильмам ужасов обсуждаемого периодаположил, как мне представляется, фильм “Нечто” (The Thing) (1951), режиссерКристиан Найби и продюсер Ховард Хокс (можно заподозрить, что он приложил рукуи к режиссуре). В фильме снимались Маргарет Шеридан, Кеннет Тоби и ДжеймсАрнесс в роли пьющей человеческую кровь моркови с планеты X.

Кратко: полярный лагерь ученых и военных обнаруживаетсильное магнитное излучение, исходящее из района, куда недавно обрушилсяметеоритный дождь; поле настолько сильное, что выводит из строя все электронныеприборы и приспособления. Камера, сконструированная так, что начинает снимать,когда радиационный фон повышается, сделала снимки объекта, который на большойскорости вращается и маневрирует – странное поведение для метеора.

Туда отправляется экспедиция и обнаруживает вмерзшую в ледлетающую тарелку. Горячая тарелка растопила лед и погрузилась в него; затем ледснова замерз, и снаружи остался торчать только хвостовой стабилизатор. Ребятаиз охраны, которые на протяжении всего фильма сами тормозят, как будто они самизаморожены, уничтожают внеземной корабль из космоса в попытках термитомвырезать его изо льда.

Однако обитателя корабля (Арнесс) удалось спасти и в ледяномблоке перенести на исследовательскую станцию. Его помещают на склад и ставятохрану. Один из охранников проникся к нему таким участием, что накрыл одеялом.Несчастный! Звезды ему изменили, биоритмы замедлились, магнитные полюсасознания временно поменялись местами? Одеяло с электрическим подогревом ирастапливает лед. Короткого замыкания при этом чудесным образом не происходит.Тварь сбегает, и начинается потеха.

Через шестьдесят минут она кончается тем, что тварьподжаривают на чем-то вроде электрического тротуара, изготовленного учеными.Очень кстати оказавшийся на станции репортер сообщает благодарному миру опервой победе землян над захватчиками из космоса, и фильм, подобно вышедшейсемь лет спустя “Капле” (The Slob), заканчивается не надписью “Конец”, авопросительным знаком.

"Тварь” – короткий фильм (Карлос Кларенс в“Иллюстрированной истории фильмов ужасов” совершенно справедливо называет его“интимным”), малобюджетный и явно снят с одного захода, как и “Люди-кошки”Льютона. Подобно “Чужому”, который появится больше чем четверть века спустя,“Тварь” базируется в основном на использовании клаустрофобии и ксенофобии; обаэтих чувства мы приберегаем для фильмов с мифическим, “волшебно-сказочным”подтекстом [120], но, как указывалось выше, лучшие фильмы ужасов затрагиваютне один уровень, и “Тварь” действует также и на уровне политических страхов.Она в очень неприглядном свете выставляет “яйцеголовых” (и либералов “сколенным рефлексом”; в начале пятидесятых между ними можно было поставить знакравенства), впадающих в грех миротворчества.