Как адвокат, она занималась защитой обиженныхброшенных детей и. делала это с большим искусством и энергией. Суд по деламнесовершеннолетних обычно привлекал ее для защиты детей, которым нужен быладвокат, только они об этом не догадывались. Она яростно защищала своихмалолетних клиентов, которые зачастую даже спасибо не могли сказать. Онапривлекала к суду отцов, растлевающих своих дочерей, дядей, насилующих своихплемянниц, матерей, издевающихся над своими младенцами. Она расследоваласлучаи, когда родители сами приучали детей к наркотикам. Она была законнымопекуном более чем двадцати ребятишек. И она работала в качестве назначенногоадвоката при суде по делам несовершеннолетних, обслуживая детей, у которых былинелады с законом. Она работала с детьми, нуждающимися в лечении впсихиатрических больницах. Она прилично зарабатывала, но не это было главным.Когда-то у нее были деньги, много денег, но они не принесли ей ничего, кроместраданий.

Реджи выпила кофе, похвалила Клинта и обсудилас ним план на день. То был ритуал, которого они по возможности придерживались.

Она было взяла газету, как раздался звонок,извещающий, что открылась дверь. Клинт вскочил, чтобы проверить, кто пришел. Вприемной стоял запыхавшийся и промокший Марк Свей.

– Доброе утро, Марк. Ты весь вымок.

– Мне надо видеть Реджи. – Мокрые волосыприлипли ко лбу и с носа капала вода. Он был как в тумане.

– Конечно. – Клинт вышел и вскоре вернулся сполотенцем. Он вытер Марку лицо и сказал: – Иди за мной.

Реджи ждала, стоя в центре комнаты. Клинтзакрыл за собой дверь и оставил их одних.

– Что случилось? – спросила она, жестом указавему на стул и присев на диван. – Что происходит, Марк? – Глаза у мальчика быликрасные и испуганные. Он, не отрываясь, смотрел на цветы, стоящие на кофейномстолике.

– Рикки пришел в себя сегодня утром.

– Прекрасно. Когда именно?

– Пару часов назад.

– У тебя усталый вид. Сделать тебе чашкугорячего какао?

– Не надо. Вы сегодняшнюю газету видели?

– Да, видела. Тебя это напугало?

– Конечно, напугало. – В дверь постучал Клинт,все равно принесший горячее какао. Марк поблагодарил его и ухватился за чашкуобеими руками. Он замерз, а чашка была теплой. Клинт исчез, закрыв за собойдверь.

– Когда у нас встреча с ФБР? – спросил Марк.

– Через час. А что?

Он отпил какао, и оно обожгло ему язык.

– Я не уверен, что мне стоит с нимиразговаривать.

– Ладно. Не хочешь – не надо. Я же ужеобъясняла.

– Я знаю. Могу я вас спросить?

– Конечно. Марк, ты выглядишь испуганным.

– У меня было тяжелое утро. – Он еще отпилмаленький глоток, потом еще. – Что будет, если я никогда никому ничего не скажуиз того, что знаю?

– Ты же поделился со мной.

– Да, но вы не можете это разглашать. Да я ине все сказал, правильно?

– Правильно.

– Я заявил, что знаю, где труп, но я несказал...

– Знаю, Марк. Я не имею понятия, где труп. Этобольшая разница, я понимаю.

– Вы хотите знать?

– А ты хочешь мне сказать?

– Не очень. И не сейчас.

Она вздохнула с облегчением, но постараласьсделать это не слишком явно.

– Ладно, тогда я ничего не хочу знать.

– Так что случится, если я никогда никому нескажу?

Она думала над этим долгие часы и так и непришла ни к какому выводу. Но она встречалась с Фолтриггом, видела, в каком оннапряжении, и понимала, что он использует все законные способы, чтобы вытащитьиз ее клиента эту информацию. И как ей того ни хотелось, она не моглапосоветовать своему клиенту соврать.

Ложь была бы самым лучшим выходом. Совратьодин раз, и потом Марк Свей сможет спокойно жить, не вспоминая о том, чтопроизошло в Новом Орлеане. И почему она должна беспокоиться о Мальданно,Фолтригге и покойном Бойде Бойетте? Марк же был просто ребенком, не совершившимникакого преступления и не виновным ни в каком большом грехе.

– Думаю, будет сделана попытка заставить тебяговорить.

– А как это можно сделать?

– Я не уверена. Такое случается редко, но яполагаю, что они могут затащить тебя в суд и заставить как свидетелярассказать, что ты знаешь. Мы сейчас с Клинтом изучаем этот вопрос.

– Я знаю, что мне сказал Клиффорд, но я незнаю, правда ли это.

– Но ты думаешь, что это правда, ведь так, Марк?

– Наверное, так. Я не знаю, что делать. – Онговорил тихо, еле слышно, и старался не смотреть на нее. – Они могут заставитьменя говорить?

– Такое может случиться, – ответила онаосторожно. – Я хочу сказать, многое может случиться. Да, судья в суде имеетправо приказать тебе говорить.

– А если я откажусь?

– Хороший вопрос, Марк. Тут многое неясно.Если взрослый человек отказывается выполнить судебное указание, то он рискуетбыть привлеченным за пренебрежение к суду. Его могут посадить в тюрьму. Незнаю, что они в таком случае делают с ребенком. Никогда раньше о таком неслышала.

– А как насчет детектора лжи?

– В каком смысле?

– Ну, допустим, они вызовут меня в суд, исудья велит мне все выложить, я расскажу, но умолчу о самом главном. И онирешат, что я вру. Что тогда? Могут они привязать меня к стулу и снова начатьзадавать вопросы? Я как-то видел такое в кино.

– Ты видел, что ребенка допрашивали при помощидетектора лжи?

– Нет. Там полицейского поймали на вранье. Носо мной они могут так поступить?

– Сомневаюсь. Никогда об этом не слышала исделаю все, чтобы такого не произошло.

– Но все равно, так может быть?

– Не уверена. Сомневаюсь. – Она отвечала натрудные вопросы, и ей следовало быть осторожной. Клиенты зачастую слышат толькото, что им хочется услышать, и пропускают мимо ушей остальное. – Но я должнапредупредить тебя, Марк, если ты соврешь в суде, ты можешь попасть в большуюбеду.

Он немного подумал, потом произнес: