Уверенность и жизнерадостность покидали Хармли, выражениеего лица менялось на наших глазах.

— Давайте присядем, — произнес Хармли.

Берта прошла в центр комнаты и опустилась в кресло. Яостался на прежнем месте — между Хармли и дверью.

— Что же вам нужно? — угрюмо спросил Хармли.

— Точная информация, изложение подлинных фактов.Впоследствии мы сообщим о них в полицию. Я думаю, для вас будет лучше, если вынам расскажете обо всем откровенно.

Он стоял, растерянный, засунув руки в карманы.

— Нетрудно было… собрать о вас сведения. Но мне в голову непришло, что вы заинтересуетесь мной.

— Сюрприз для вас?

— Увы.

— Однако нет смысла причитать по этому поводу.

— Хотите сказать, перейдем к делу?

— Именно.

— С чего же начать?

— Не знаю.

— Мой девиз: живи и не мешай жить другим.

— Хороший девиз.

— Он мог бы стать и вашим девизом, Лэм.

— Неужели?

— Да.

— Прежде чем принять решение, я должен знать всеподробности.

Хармли задумался, вздохнул и решился пуститься в объяснения.Он говорил бесстрастно, ни к кому конкретно не обращаясь:

— У вас столько информации… Скрывать что-нибудь бесполезно.

Я сделал Берте знак, чтобы она не вмешивалась.

— В конце концов, — начал Хармли свой монолог, — Уолтер Кройнадул бы меня. Я предупреждал его…

Он замолчал. О, как бы нам не нарушить атмосферу интимности,которая способствовала исповеди.

Хармли опустил голову, изучая узоры ковра.

— Я был слишком самоуверен, ни о чем не беспокоился…

Новая пауза. Около тридцати секунд.

— Хотелось бы, Лэм, чтобы вы взглянули на события так, каквидел их я. Никаких злодейств я не совершал…

В том, что я делаю, нет ничего плохого…

Снова короткая отключка. Надо бы его встряхнуть, вынудитьоправдываться. Тогда и оживут подробности и детали, которые я пытался выудить изнашего собеседника.

— Как все это началось, Хармли?

— В том-то и дело, — встрепенулся он. — Началось как-то самособой… У меня есть старший брат, ловкий малый, который обдурит кого угодно.

— Он, наверное, был всеобщим любимцем?

— Разумеется, — с горечью сказал Хармли. — Он обманывалшкольных учителей, маму. Отец оказался крепким орешком, но не смогсопротивляться влиянию женщин, которые обожали брата. Забрасывали егоподарками. Мой брат получил все: образование, деньги, внимание, помощь. Я жебыл предоставлен самому себе. Никто мной, по существу, не интересовался… Браттратил много денег, стал играть на скачках, занялся подделыванием чеков.

Отец выручал его… Брат разорил нашу семью, но родителипо-прежнему души в нем не чают. Ему просто не повезло — так считают они… Какойсмысл об этом вспоминать?

— Никакого, наверное, — не выдержал я.

— Смысл в том, что, глядя на брата, я понял, как можноиспользовать с выгодой для себя доброту доверчивых женщин. Этот вывод как быповисал в воздухе, был сначала чисто теоретическим. Я тогда был довольноскучным, неразвитым парнем. Нигде и ни в чем не преуспевал. Но однажды япознакомился с женщиной. Она была замужем.

Муж был гораздо старше ее. Она влюбилась в меня, давала мнеденьги, ругала за то, что я такой мрачный и неуклюжий. Она платила за моеобразование! Боже, я занимался даже ораторским искусством! Я… я… сходил по нейс ума. У нее не было детей, и я был ее любовником и сыном, которого онанянчила, воспитывала, выращивала, тренировала.

— Что с ней случилось? — спросила Берта.

Он посмотрел ей в глаза.

— Муж узнал о нашей связи и убил ее, — медленно сказалХармли.

Берта содрогнулась.

— А вы что с ним сделали?

— Ничего, — ответил Хармли, сжимая кулаки с такой силой, чтокожа побелела на костяшках пальцев.

— Почему? — спросил я.

— Он не был так глуп, чтобы взять ружье и бабахнуть в нее.Он придумал дьявольский способ. Так что непонятным оказалось, кто умертвил ее —он или я. Если б я стал дергаться, попытался возбудить дело, он бы все свалилна меня.

— Как же все-таки она умерла? — Берта явно была потрясена и,несомненно, сочувствовала Хармли.

— Она умерла… в моих объятиях.

— Яд? — предположил я.

— Да, он отравил ее. Был день ее рождения, мы условилисьвстретиться. Он следил за ней и знал о нашем свидании. Сказал, что идет насобрание масонской ложи. Но перед уходом открыл бутылку шампанского, поздравилсвою жену. Они выпили. Он еще раз наполнил бокалы.

Они снова выпили. Он отправился на собрание, она пришла комне. Через полчаса ей стало плохо. Сначала мы ни о чем не подозревали. Но потомона догадалась. Начались судороги… Это было ужасно! Я умолял ее позволитьвызвать врача, но она настаивала на том, чтобы я отвез ее домой. И там она…«Скорая помощь» уже не потребовалась.

Хармли умолк. Он побледнел, на лбу его выступили капелькипота. Мы опять погрузились в молчание.

Я выждал, пока Хармли немного успокоился, выражение его лицасмягчилось.

— Что же было дальше?

— Я тогда чуть с ума не сошел. Пытался забыться…

Пил… Не помогло. Она оставила мне немного денег.

Я продержался какое-то время. Искал работу. Меня взяли вкафе — эстрадником, развлекать гостей. Скоро я превратился в жиголо, ублажалпожилых женщин… Мне было все равно, чем заниматься. Я впервые применил напрактике то, чему учила меня Оливия, — производить впечатление беззаботноговесельчака, счастливчика… Успех за успехом, я стал зарабатывать таким образомхорошие деньги. — Хармли криво усмехнулся. — Я узнал кое-что о психологииженщин, у которых… преуспевающий муж.

Он делает деньги и так прикован к своему занятию, что необращает внимания на жену. Это самые одинокие женщины из всех, которых я видел.Брак их связывает, конечно, до некоторой степени. Они зависят от человека, длякоторого… ничего не значат. Эти женщины тоскуют. Они хотят, чтобы их замечали,чтобы за ними ухаживали, говорили им комплименты, ценили. Хотят ощущать себя невешалкой для платьев, а живым существом.