себя, не без интереса вглядывалась в окно. В Амстердаме, по обыкновению, было пасмурно и крапал мелкий дождь, и поначалу в иллюминаторе не было видно ничего, кроме мокрых диагональных полос, оставляемых на стекле каплями дождя, да рваных клочьев грязно-серых туч, с отчаянием неприкаянных путников проносившихся мимо. Однако стоило самолету вырваться за пределы плотной облачной пелены, как в глаза ударило ослепительно-яркое солнце и сверкающая бирюза чистейшего августовского неба, покоившегося на перине из белоснежных облаков. Контраст был настолько разительным, что Сабина застыла в восхищении: минуту назад за стеклом была унылая осенняя серость, а сейчас все сияло лучезарными, полными жизни красками. Терапевтический эффект такого зрелища мог сравниться с приемом мощной дозы антидепрессантов, что было бы сейчас уместно и своевременно, но пока, к счастью, ей хватало естественных источников хорошего настроения – ласковых лучей солнца, безупречной синевы неба и необозримо-бесконечной дали вокруг.

Добрых четверть часа она любовалась видом из окна, впитывая в себя его тепло и краски, но вскоре даже ей, ценительнице подобных пейзажей, наскучило его однообразие, да и пустой желудок напоминал о себе голодными спазмами, мешая сосредоточиться на красотах за бортом. Судя по суетливой беготне стюардесс и запаху свежей выпечки, распространявшемуся по салону, скоро их должны были кормить, так что вопрос с хлебом насущным снимался с повестки дня, а вот с развлечениями дела обстояли хуже. Сабина с сожалением думала о журналах, специально купленных для того, чтобы полистать в самолете, – впопыхах она закинула их вместе с остальными пакетами и сумками на полку для багажа (сегодня она отличалась просто поразительной смекалкой и сообразительностью). Видимо, всему виной были расшатанные нервы: первый самостоятельный перелет, первый визит в Лондон, ожидание встречи с Арманом – было от чего повредиться рассудком, но не до такой же степени! Утешало в этой ситуации то, что лететь оставалось минут сорок: не так долго мучиться. Можно было бы, конечно, набраться наглости и потревожить сидевшего рядом соседа, но от одной только мысли об этом у нее вспотели ладони и снова заныла ушибленная голова. Вряд ли она решится не то что заговорить, но даже взглянуть в его сторону – она еще не настолько оправилась от пережитого афронта, поэтому старалась вести себя как можно тише и неприметней. Впервые в жизни она не получала удовольствия от полета и сидела как статуя, в одной позе, считая мгновения до приземления, а вот ее попутчик, похоже, не чувствовал никаких неудобств и читал газету, не обращая на соседку ни малейшего внимания.

И все-таки заняться действительно было нечем: все облака были рассмотрены, царапины на стекле иллюминатора пересчитаны, инструкция по технике безопасности в самолете выучена наизусть. Сабине срочно требовался новый предмет исследования, а поскольку здоровое любопытство всегда было свойственно ее активной, деятельной натуре, она решила на свой страх и риск все же присмотреться к человеку, доставившему ей столько неприятных минут. До сих пор ее замутненные бешенством и стыдом глаза не разглядели в нем ничего, кроме усмешки и саркастического блеска во взгляде, а этого, разумеется, было недостаточно, чтобы составить об обидчике полное и, по возможности, объективное представление, и она – поначалу осторожно и несмело – приступила к реализации своего плана. Первым делом она отодвинулась от окна, прильнув к которому сидела все это время, и села ровно, а затем, едва дыша, повернула голову в сторону соседа и скосила на него глаза. Мужчина был по-прежнему погружен в чтение статьи о состоянии рынка строительных услуг в Европе, и Сабина, расхрабрившись, взялась за подробное изучение этого субъекта, почти не опасаясь быть застигнутой врасплох.

После обстоятельного визуального анализа она с неудовольствием констатировала, что незнакомец весьма и весьма недурен собой. Высокий и стройный (насколько она помнила, он был на голову выше ее), он, по-видимому, был великолепно сложен – конечно, в том понимании, которое вкладывала в это словосочетание Сабина, ведь для кого-то великолепен обладатель чрезмерно развитой мускулатуры, не пропускающий ежедневные походы в тренажерный зал, а для кого-то – субтильный офисный работник, не знающий иной нагрузки, кроме щелканья клавишами компьютерной мыши. Ее сосед, похоже, принадлежал к тому редко встречающемуся типу мужчин, который ей по-настоящему импонировал: пребывая в отличной физической форме, он, очевидно, бóльшую часть жизни посвящал все-таки занятиям более интеллектуальным, чем упражнения с гантелями или ходьба на беговой дорожке.

Его безупречной формы голова была посажена на сильные плечи, а густые темно-каштановые волосы, свободно зачесанные назад, обрамляли высокий лоб, свидетельствующий о недюжинном уме. Профиль был также довольно выразителен: не очень тонкий нос был непогрешимо прямым, а рот – красиво очерченным, с пухлыми, но не изнеженными губами. Волевая, хотя и не жесткая линия подбородка говорила о том, что этот человек прекрасно знает, чего хочет от жизни, однако не идет по трупам для достижения своих целей. Сабина не видела его глаз, но широкие брови и темные ресницы должны были неплохо смотреться на лице, покрытом легкой щетиной, которая придавала ему вид если не брутальный, то чуть небрежный. Словом, к ее глубокому разочарованию, этот мужчина был слишком привлекателен для того, чтобы она могла с чистой совестью навесить на него ярлык отвратительного уродца с несносным характером, который испортил ей настроение на весь полет, – и она упорно продолжала искать в нем хоть какой-нибудь недостаток, за который могла бы зацепиться. Она с пристрастием рассматривала его руки, потому что обычно они говорили о своем обладателе многое, но и тут не к чему было придраться: крепкие ладони с длинными и не слишком тонкими и нервными пальцами были без фанатизма ухожены и до неприличия близки к идеалу.

Она не была экспертом по части мужского гардероба, и все же с присущим ей от природы художественным вкусом не могла не оценить его отлично подобранную и явно дорогую, но при этом демократичную экипировку: коричневые замшевые ботинки, темно-синие джинсы, синюю рубашку и темно-коричневый вельветовый пиджак, слегка помятый, но чертовски элегантный. Все в этом человеке было к месту и в меру, и это не могло не раздражать.

Но больше всего возмущал Сабину тот факт, что от сидевшего рядом мужчины исходила такая мощная внутренняя сила, что она ощущала ее физически. К нему так и напрашивалось применить столь нелюбимое ею определение «харизматичный», которое от частого и не всегда уместного использования гламурными девушками почти потеряло свой первоначальный смысл и употреблялось для характеристики любого пузатого джентльмена при деньгах. Однако от ее попутчика действительно веяло той самой харизмой, которую сложно не заметить и не распознать. На