– Ах ты сука… – сказала она негромко. – Издеваешься? Рожикорчишь? Сейчас я из тебя все потроха выпущу! – И снова сунула руку в карманюбки…

Шурка сам не знал, что в то мгновение произошло с ним, какойвещий страх впился в душу, как клещ. Он вскочил и с силой схватил девушку заруку, рванул ее к сиденью, толкнул на него:

– Сядьте! Вы что?! А вы – возьмите!

И сунул кондукторше два новехоньких медных пятака, тольковчера полученных в составе редакционного гонорара.

– Дайте два билета! И отстаньте от человека!

Кондукторша, испуганно дрожа маленькими светлыми ресничками,неуклюже отматывала с катушки билеты.

Девушка сидела, глядя прямо перед собой, сцепив на коленяхруки. Однако они так и прыгали, и Шурка, чудилось, слышал, как зубы ее выбивалинервическую дрожь.

«Ох, бедная, натерпелась она, видать! – с неожиданнымсочувствием подумал Шурка. – Где же она так натерпелась?»

Вагон задрожал и замер – остановка «Печерская площадь».

Девушка сошла и двинулась в глубину печерских закоулков и двориков.

Шурка резко отвернулся. Сколько бы раз он ни проходил или нипроезжал мимо этих обветшалых, неряшливых строений, всегда старался не смотретьв их сторону. Потому что среди них был один дом, при воспоминании о котором уШурки екало сердце и тошно становилось в желудке. Два года… да нет, два споловиной года назад в тот роковой дом привела его приснопамятная кузина Мопся,Марина Аверьянова. Это был единственный случай, когда Шурка умудрился побыватьна конспиративном собрании эсеров, а может, каких-нибудь большевиков, бес ихзнает, он так и не понял ни целей, ни задач их, поскольку никаких речей там непроизносилось, а на повестке дня стоял один вопрос: убийство главы энскогосыска Смольникова. Шурка тогда не чаял ноги унести и долго себя от страха непомнил. Не скоро он очухался, обрел мало-мальскую уверенность в себе, но забытьничего не забыл. Даже и сейчас он смотрел в другую сторону, а словно бы виделнеказистый домишко с полуоторванными ставнями и покосившейся дверью, околокоторой была, помнится, косо прибита номерная табличка, только Шурка, конечно,не помнил, какой там номер. А правда, какой?

Он обернулся – и увидел, что девушка, которой он купилбилет, подходит к тому самому дому!

Шурка вскочил и кинулся к выходу. Однако опоздал – прозвенелзвонок, вагон тронулся. Хоть на ходу прыгай!

– Ноги берегите! – заорала кондукторша погромче иерихонскойтрубы. – Куда сорвался? Ноги-то… чай, лишних нету!

Шурка ухватился за поручень.

«Да ерунда это, – убеждал он себя. – Показалось. Небось тотдом давно продали или сдали. И вообще, я, скорее всего, просто перепутал».

Однако он вышел на следующей остановке, повернул пешкомобратно и, вместо того чтобы идти в дом 31, где находилось отделение КрасногоКреста, куда репортер Русанов, собственно, и направлялся, дабы осветить егобогоугодную деятельность в «Энском листке», вернулся на Печерскую площадь. «Дауспею я в этот Красный Крест! – подумал раздраженно. – А не успею, так завтраприду».

Вот он, тот дом, точно. Дверь с торчащей ватой и дранкой,полуоторванная ставня и покосившееся крыльцо, погнутая адресная табличка,которая все качается на одном гвозде и на которой виднеются облупленные буквы:«Спасский переулок, дом 2».

Спасский переулок, дом 2? Этот адрес… Откуда он его знает?

И Шурка словно увидел себя склонившимся над столом ИванаНикодимовича Тараканова и вчитывающимся в мелкий женский почерк: «УЧИТЕЛЬНИЦА-БЕЖЕНКА дает уроки по предметам среднеучебных заведений. Спредложениями обращаться письменно: Спасский пер., д. 2 ».

Одно из тех объявлений, которые они с Охтиным и Таракановымчитали, пытаясь разгадать обстоятельства смерти репортера Кандыбина! Этот дом,этот приснопамятный дом! В нем Шурка увидел когда-то человека, которому далпрозвище Альмавива, – провизора Малинина, дядюшку Кандыбина.

Вот так совпадение!

Странно, конечно, что именно сюда вошла девица, в которойбыло что-то… Что-то опасное в ней было, отпетое! Кто знает, может быть, в этомдоме продолжают устраивать свои собрания боевики?

Ох, как бы выяснить, что творится сейчас там, внутри…

А, между прочим, выяснить возможно: нужно сделать физиютопором, как говорили в бывшей Шуркиной гимназии (или «рыло лопатой», какпредпочитали выражаться грубые парни из реального училища), и постучать вдверь. А потом принять вид, будто ошибся адресом…

Нет, нельзя. Если девушка и впрямь там, она Шурку узнает,точно: все же он спас ее от трамвайного скандала, она не могла его незапомнить. Ладно, если сочтет его просто дешевкой, трамвайным приставалой… А нукак там и впрямь вершатся какие-нибудь нехорошие дела? Нужно проверить, но как?

Шурка чуть ли не за голову схватился, не в силах разрешитьзадачку, как вдруг услышал знакомый певучий голосок за спиной:

– Здравствуйте, Александр Константинович!

Он порывисто обернулся и обнаружил перед собой розовое,сладко благоухающее облако, спустившееся на нашу грешную землю и звавшееся вмиру Станиславой Станиславовной. И, как всегда при встрече с маленькойкорректоршей, Шурка ощутил щенячий восторг и желание завилять хвостиком – и приэтом желательно ощутить нежную ручку на своем загривке.

– Станислава Станиславовна! – споткнувшись, по обыкновению,на этом громокипящем имени как минимум дважды, пробормотал Шурка. – Что вы тутделаете?

– Как что? Живу. Я во-он там, на Ново-Солдатской, комнатуснимаю.

– Ого, как далеко! – ахнул Шурка.

– Да что вы! – махнула ручкой Станислава Станиславовна. –Конка ходит часто, без задержек, я очень быстро добираюсь.