События моей жизни разворачивались на фоне репрессий и их последствий. Я была лучшей ученицей в классе и хорошо успевала по всем предметам. Мои товарищи восхищались мной и считали меня будущей гордостью нации: мне предстояло стать врачом, ученым или инженером, работать на благо народа, чтобы помочь ему забыть о французской тирании. Мне и в голову не приходило, что из-за того, что я девушка, меня будут считать существом низшего ранга или не позволят избираться в президенты, как я мечтала.

17 лет – самый бунтарский и бесшабашный возраст. Мы не боимся ни танков, ни правительства, ни мамы с папой, ни незнакомцев, ни бешеных собак, ни даже жестоких людей с оружием. Мне было как раз семнадцать, когда в Алжире установился безумный деспотический режим. Я была на передовой протестного движения. Выступала перед публикой. За мою непокорность режиму мне обрили голову и посадили в тюрьму. Моим родным пришлось давать взятки, чтобы меня выпустили. Только имя и деньги моей семьи спасли меня от побоев и бессрочного заключения в одиночной камере. Остальным повезло меньше.

После моего освобождения родные отправили меня в соседний Тунис к родственникам. Я стыдилась своей обритой головы и шрамов, оставленных бритвой. Родители же боялись, что меня снова арестуют, ведь я открыто выступала против режима, который силой захватил власть в Алжире.

Перед моим отъездом родители сообщили мне, что нашли для меня хорошего мужа, образованного и многообещающего. Я попросила хотя бы показать мне его фотографию, но не смогла уговорить родителей; они якобы не хотели, чтобы что-то отвлекало меня от образования и карьеры.

Прожив неделю в Тунисе, я должна была улетать в Париж, в колледж. Хоть Франция и была виновата в оккупации Алжира, мне не терпелось вернуться в столицу этой страны. Лететь до Парижа всего два часа, но казалось, что тысяча лет отделяет его от безумцев, преследовавших меня в Алжире. Я не таила обиды на французов, ведь их большинство в Алжире были простыми солдатами и страдали почти так же, как и мы, местные. Виной всему был самовлюбленный милитарист на самом верху, который хотел взять себе больше, чем принадлежало ему по праву. Мои французские друзья были приятными людьми и хорошо ко мне относились.

Пропустив вперед женщин с детьми и инвалидов, я прошла к выходу на посадку и села в самолет. Стюардесса указала мне на мое кресло. Дойдя до своего ряда, я увидела, что на моем месте сидит какой-то красивый незнакомец. Я сложила ручную кладь в отсек над сиденьем и достала из сумочки посадочный талон.

– Прошу прощения, это мое место, – сказала я, показывая ему свой посадочный талон с номером кресла.

– Я всегда прошу кресло у прохода, – объяснила я.

Незнакомец встал и с улыбкой ответил:

– А вживую ты еще красивее, чем на фото.

– Простите? – не поняла я. – Кажется, вы меня с кем-то путаете.

– Надеюсь, что нет, – сказал мужчина, с восхищением глядя на меня.

От его взгляда мне стало не по себе, но раз уж я не побоялась выступить против режима, то и скучающего бизнесмена не испугаюсь.

– Вот номер моего кресла, – сказала я, протягивая ему свой посадочный талон.

– Конечно, милая, хочешь сидеть у прохода – сиди. Меня с детства учили, что муж должен защищать жену. Но, в конце концов, мы не на алжирской улице и сейчас не Средневековье, – он деланно засмеялся, видимо, в попытке разрядить напряженную атмосферу.

– Жену?! Сэр, я не знаю, кто вы такой и почему так со мной разговариваете, но, по-моему, это очень некрасиво и оскорбительно. Извините за мой тон, но я помолвлена, и ваше поведение мне совсем не нравится. Пожалуйста, не разговаривайте со мной до конца полета, иначе я попрошу пересадить меня на другое место.

Мужчина пораженно взглянул на меня и спросил:

– Ты же Джамила, верно?

Я посмотрела ему в глаза, думая, что он шутит или издевается, но, кажется, он действительно был озадачен.

– Да, – сказала я. – А вы кто?

– Я Карим, – с видимым облегчением ответил мужчина. – Твой муж.

Я не могла поверить: родители не сочли нужным сообщить мне, что без предупреждения выдали меня замуж!

– Пожалуйста, сядьте в кресло, – сказала подошедшая стюардесса.

У меня не было выбора, пришлось сесть. Я заплакала. Молчаливые слезы превратились в громкие рыдания, а я не понимала, как родители могли так со мной поступить.

Муж пытался успокоить меня, убеждал, что он добрый человек, что он хорошо образован, учился в университете США и в Канаде. Он обещал свозить меня туда и показать мне Нью-Йорк, Ниагарский водопад, Вашингтон, Скалистые горы.

Все было без толку. Я проплакала весь полет. Карим пытался отвлечь меня, описывал наш дом в Париже, нашу собаку, соседей, свой офис. Он говорил, что будет отвозить меня в университет и забирать после работы. Но все это казалось каким-то сюрреалистичным. Я сидела, всхлипывая и глотая кофе, и мечтала только об одном – очнуться от этого кошмара.

По правде говоря, Карим действительно был красивым, образованным, добрым и прогрессивным. Любая женщина мечтает о таком муже. Он взял меня за руку и не отпускал до самого приземления. В Париже на время нашего «медового месяца» мы поселились в отеле: он сам привел меня в номер, всю дорогу держал за руку, и даже перенес через порог. Он всеми способами пытался показать мне свою любовь, но в ванной, пока я умывалась перед сном, меня била дрожь. Ведь мне предстояло отдаться мужчине, которого я знала всего несколько часов. Ощущения были как в голливудском фильме, когда женщина зовет к себе домой мужчину, с которым только что познакомилась в баре. Мне было всего семнадцать, а сейчас мне предстояло потерять девственность. Не так я представляла себе свою первую брачную ночь…

Карим усердно выполнял все обязанности мужа, но, несмотря на свой добрый характер, был скуп на эмоции, как в беседе, так и в любви. Моя первая брачная ночь стала тяжким разочарованием, как и последующие дни и ночи. Я страдала от неимоверного одиночества, но скоро забеременела. Постепенно я нашла свое счастье в детях, карьере и других занятиях.

В алжирском аэропорту мне пришлось отказаться от политической борьбы. Я любила свою страну, но когда тебя преследуют и не признают твоего права на существование, остается только молиться и мечтать. В конце концов все стало медленно и мучительно возвращаться на круги своя. Ситуация в стране улучшилась и теперь я чаще бывала в Алжире, с радостью наблюдая за переменами.

Во Франции я хорошо училась и была одной из лучших в группе. После окончания университета меня и еще сорок девять человек – из трех тысяч кандидатов – взяли на работу по специальности «банковские инвестиции» и, в конце концов, руководство моей фирмы доверило мне управление самыми крупными и важными европейскими инвестиционными портфелями. Все силы, которые раньше уходили на политическую борьбу, я теперь вкладывала в свою карьеру.

Профессионально я вполне состоялась и добилась успеха, а вот семейная жизнь казалась мне пустой и безрадостной. Но, несмотря на разочарование, мысль о разводе ко мне не приходила. Во-первых, не хотелось, чтобы дети росли без отца, во-вторых, моим родным так было спокойнее: они знали, что обо мне есть кому позаботиться. Для моих ровесников это не так уж важно, но старшее поколение – совсем другое дело.