Она легла прямо поверх покрывала, расшитого «фитильками», и стала гладить свой живот, тихо приговаривая:

– Ничего, ничего! Потерпи, малыш! Мы их всех победим, вот увидишь! Ты у меня появишься на свет в положенный срок живым и невредимым. А если они что-то там надумают, то им придется самим залезть ко мне в живот, чтобы достать тебя. А я намного сильнее, чем кажусь! Честное слово! Твой отец потерял к нам интерес. Ну и ладно! Я сама обо всем позабочусь и все устрою! Вот увидишь! Так что можешь не волноваться! Никто не отберет тебя у меня!

И снова в ее памяти всплыли слова Сола. О, как же часто она вспоминала теперь его клятвы, обещания, его лживые речи. Да, все в его словах оказалось ложью, одной лишь ложью, но все равно она запомнила их и будет помнить до конца своих дней.

* * *

Дот продолжала трудиться на спичечной фабрике еще в течение целого месяца, а оставшиеся летние месяцы провела в своей спаленке, лежа на кровати. На какое-то время эта кровать превратилась для нее в некое подобие гнездышка, где она может спокойно спать, отдыхать, думать и одновременно вынашивать свой драгоценный плод. Она лежала и часами вспоминала все те игры, которым предавалась в детстве, потом начинала считать цветочки, разбросанные между широкими полосами на ядовито-розовых обоях, которыми была оклеена ее комната. Машинально отмечала разводы на потолке, образовавшиеся после дождя. Значит, где-то на крыше отвалился кусок черепицы и в образовавшийся проем просачивается вода. Эти разводы напоминали ей то фигурки животных, то изображения людей, то даже целые архитектурные сооружения. Правда, она никак не могла понять, как одно и то же пятно могло сходить то за слона, то за профиль Карла Маркса, то за огромный Букингемский дворец.

Джоан уже успела подыскать себе новую работу. Теперь она трудилась в отеле «Голова королевы». И кажется, жизнь снова наладилась, и все в семействе Симпсонов вернулось на круги своя. Дом полнился привычными шумами. Негромко вещало радио в комнатке рядом с кухней. Звуки были едва слышны, такое впечатление, будто музыканты играли через подушки. Потом доносился слив воды в туалете, а следом – урчание наполняемого бачка, громко хлопала и со скрипом закрывалась дверь в ванную комнату, звякала сковородка, которую мама мыла под краном. Обычно на ней она каждый вечер жарила всяческую зелень. И всякий раз, моя потом сковороду, она в самом конце обязательно роняла ее в раковину, словно у нее не было больше сил держать ее в руке. Изредка в запертую комнату Дот доносился смех сестренки или мамы. Наверняка это отец рассмешил их какой-нибудь забавной шуткой. Он ведь мог, если хотел! То так живо изобразит миссис Харрисон, что просто умора, то повяжет себе на голову кухонное полотенце на манер чалмы.

Но уже через неделю с небольшим вынужденного затворничества все эти милые домашние звуки стали действовать Дот на нервы. Странным образом они усиливались, разрастались и обрушивались на нее с такой силой, что она буквально глохла. Малейший шорох внизу, скрип половиц или ступенек на лестнице, и она подскакивала на кровати, со страхом гадая, кто к ней идет. Как правило, всякий раз то была ложная тревога. Никто к ней не торопился, никто не открывал дверь в ее комнату.

Впрочем, в один из дней к ней все же заглянула мама. Замерла на пороге и сообщила как бы между прочим, что у нее появилась отличная идея. Просто супер! Она решила сообщить соседям, что ее старшая дочь больше не живет с ними, уехала на ферму в Кент, ту самую, где они с отцом когда-то много лет тому назад подрабатывали на уборке хмеля. Так вот, жена фермера якобы занемогла, и они попросили Джоан отпустить к ним на какое-то время Дот, чтобы она помогла им приглядывать за ребятишками и управляться на кухне. Конечно, от такого выгодного предложения грех отказываться! Это же не спичечная фабрика! Дот даже своими ушами слышала, как в один из дней мама о чем-то весело болтала с миссис Харрисон, а потом та, достав изо рта окурок, громогласно заявила:

– Еще бы! Свежие яблоки, чистый деревенский воздух, домашняя еда, все натуральное! Кто бы отказался! Повезло девчонке!

«А ведь счастливая девчонка – это я! – с отчаянием подумала тогда Дот. – Это мне так повезло!»

Пару раз она, осторожно просунув нос в щель между кружевными гардинами на окне, выглядывала на улицу, наблюдала за тем, как играют дети. Господи, думала она, ведь целая вечность прошла с тех пор, как и она сама вот так же весело носилась по двору, всецело занятая лишь тем, как повыше подбросить теннисный мячик и половчее поймать его. Однако современные дети более изобретательны в придумывании всяких игр и развлечений. Главное – постоянно держать всех игроков в напряжении, чтобы те не утратили интерес к самой игре. Добегаешь до третьего фонарного столба, касаешься его рукой – и все в порядке. Но уже в следующую минуту правила меняются. Стоит лишь прикоснуться к столбу, и расплачиваешься дисквалификацией. Девчушка из дома под номером двадцать шесть пока еще не в силах уразуметь эти стремительно меняющиеся правила, а потому с улицы постоянно доносится ее рев, когда малышку в очередной раз лишают права продолжить игру наравне с остальными. Дот улыбается, наблюдая за тем, как девочка пытается отчаянно отстоять свои права в споре со старшим братом и даже обзывает его тупоголовым, но ничего не помогает. И тогда юная воительница усаживается на тротуарный бордюр и, скрестив руки высоко на груди, замирает в своих оскорбленных чувствах, разобиженная на весь белый свет.

Странное это занятие – наблюдать со стороны за тем, как вокруг тебя продолжает течь обычная, нормальная человеческая жизнь, а ты в это время сидишь в заточении, и такое чувство, что твоя жизнь уже закончена.

В жару Джоан приходила в комнату, подходила к окну, становилась на подоконник и настежь открывала верхнюю фрамугу. А что может быть подозрительного в том, что хозяйка дома поочередно проветривает все комнаты в доме, включая и комнату старшей дочери, которая в это время работает на ферме в графстве Кент? Потом она сползает с окна, подпирает фрамугу металлическим держателем и снова задергивает гардины, оставляя лишь узкий V-образный желоб, через который в комнату весь день дует теплый летний ветерок. Солнечные блики скользят по стене, проникая через кружевную ткань гардин, и Дот часами любуется причудливыми узорами, которые они оставляют на стенах комнаты, а потом так же незаметно покидают комнату, исчезая за оконными стеклами. В жаркие дни цоканье каблуков и тяжелая поступь ног, обутых в штиблеты на толстой подошве, сменялись едва слышным шарканьем сандалий из искусственной кожи и поскрипыванием тапочек и теннисных туфель на резиновой подошве, каждое движение которых сопровождалось легким писком. А еще пение птиц. Ни ветер, ни дождь не заглушали их веселый гомон. Кажется, люди даже стали чаще смеяться. Так благотворно действовало на них тепло, проникая в самые дальние клеточки тела и изгоняя оттуда всяческую хворь.