Между тем день уже вступил в свои права, и Дот даже почувствовала некое радостное волнение от того, что она вырвалась наконец из заточения и вот едет по Лондону и любуется его осенним убранством. В сущности, она еще никогда не покидала родительский дом. Если не считать одной-единственной ночи, которую она провела в доме своей бабушки, когда мама рожала Ди. И тем не менее нынешний ее отъезд и предстоящее знакомство с монастырским приютом Лавандер-Хилл-Лодж ее совсем не пугали. Вот машина свернула наконец на шоссе, ведущее в Баттерси. Через какое-то время они миновали массивные чугунные ворота и остановились возле дома из красного кирпича. Окрашенные в белый цвет переплеты оконных рам, навесные цветочные ящики, в которых полыхали какие-то низкорослые цветочки ярко-оранжевого и красного цвета, – все это придавало зданию нарядный вид. На Дот вдруг пахнуло почти домашним уютом, словно ее уже ждут здесь близкие люди. Впрочем, это состояние радостной эйфории продлилось недолго, несколько секунд, не более того. Машина подъехала к самому дому и замерла у центрального входа.

Толстяк водитель и не подумал выйти из машины и помочь Дот достать из багажника сумку с вещами. Вместо этого он уставился в зеркальце заднего вида, безучастно наблюдая за тем, как Дот барахтается, пытаясь извлечь свои вещи и не задеть при этом объемный живот. Как только она захлопнула крышку багажника, машина тут же рванула с места. Таксист лишь осуждающе покачал головой на прощание, давая понять своей пассажирке, что он думает и о ней, и обо всех остальных обитательницах этого дома. Но это уже не имело никакого значения. Подумаешь, скривил пренебрежительно губы, неодобрительно цокнул языком… Разве все эти мелкие уколы можно сравнить с теми баталиями, которые ей еще предстоит выдержать?

Массивные белые колонны подпирают резной каменный портик, ведущий к широким двойным дверям, выкрашенным в красный цвет. Дот поставила ногу на отполированную до блеска металлическую ступеньку крыльца и заглянула внутрь здания через стекла в дверях. Стекла были такими намытыми, такими чистыми, что в первую минуту показалось, что их и вовсе нет. Она окинула взглядом огромный холл, вымощенный плиткой белого и черного цвета, что делало пол похожим на огромную шахматную доску. Но Дот не умела играть в шахматы и никогда не обучалась этой игре, а потому и шахматных ассоциаций у нее не возникло. В правой части холла широкая дубовая лестница с резными панелями в форме желудей вела на второй этаж, венчаясь такой же резной балясиной в самом конце лестничного марша. Массивная кованая люстра, простая по форме, но поистине необъятных размеров, свисала с потолка на трех тяжелых цепях. Интерьер производил внушительное впечатление, правда, в отличие от роскошного убранства «Купеческого дома», похожего на самый настоящий дворец или музей искусств, здесь обстановка скорее вызывала в памяти что-то связанное с церковью.

Никакого звонка или колокольчика у входа, оповещающего о появлении очередного визитера. Пока Дот растерянно соображала, куда и как ей постучать, чтобы сообщить о своем приезде в столь ранний час, дверь вдруг распахнулась, и на пороге показалась высокая кареглазая женщина в монашеском облачении. Апостольник монахини был надвинут на самый лоб, отчего ее маленькие глазки казались немного раскосыми. Несмотря на то что женщина была уже в годах, кожа на ее лице была безупречной: алебастрово-белой, чистой и без каких бы то ни было следов морщин. Плотно поджатые, узкие губы, маленький носик, смахивающий на пуговичку, но такой остренький, что хотелось сравнить его уже не с пуговицей, а с крохотным конусом.

– Вы Дот?

Дот молча кивнула в ответ. Да, это она.

– Меня зовут сестра Кайна. Проходите!

Сестра отступила в сторону. Дот подняла свой чемодан и переставила его через порог. А потом поспешно переступила одной ногой через порог и замерла, почувствовав сильнейшие позывы на тошноту. Комок уже подкатился к самому горлу. Наверное, сказалось все – и естественное волнение, и удушающий запах хлорки, которым провоняло все вокруг.

– Скорее же! – поторопила монахиня. – Ступайте за мной, девушка! И ради всех святых, не пытайтесь убедить меня в том, что вам сейчас неловко или вас посетило чувство стыда.

Дот отрицательно мотнула головой и распахнула пошире полы своего плаща, который был до этого застегнут на все пуговицы, скрывая ее объемистый живот. Нет, ей ни капельки не было стыдно.

– Конечно же, вам не стыдно! – Мягкий ирландский говор сестры Кайны был бы даже приятен, если бы не интонации и не выражение ее лица. – Начнем с того, что скромные, уважающие себя девушки, как правило, сюда не попадают. К нам прибывают девушки особого склада. И едва ли стыдливость входит в тот набор качеств, которые им изначально присущи.

Вот так ее встретили, приветили и обогрели на новом месте! Дот снова нервно сглотнула слюну, пытаясь затолкать комок, стоявший в горле, куда-то вниз. И здесь ей тоже, кажется, не рады! Наивная дурочка! Ведь в глубине души она ожидала несколько иного приема.

– Ну перестаньте же! – укоризненно попеняла ей монахиня. – Сейчас уже поздно лить слезы. Вам так не кажется? Но есть приятная новость и для вас. Господь наш милостив даже к падшим душам. И никогда не поздно стать на путь искупления того страшного греха, который вы совершили. Да, ваш грех – один из самых серьезных! Вы нарушили Его заповеди, уклонились от Его милости, и наша цель здесь – наставить вас на путь истинный, указать вам на все ваши ошибки, помочь снова обрести Господа в своем сердце и, держась за Его святую руку, встать на стезю исправления от всех пороков!

Но вот монахиня молитвенно сложила на груди свои крохотные ручки и неожиданно для Дот с легкостью переменила тему разговора, будто до этого они обсуждали не морально-этические проблемы, а погоду.

– Однако хватит об этом! Вы же только приехали! Вначале нам надо решить все вопросы административного характера, а потом мы покажем вам комнату, в которой вы будете жить. Вам еще предстоит обустроиться на новом месте.

Слабая улыбка скользнула по ее тонким губам, обнажив на миг небольшие желтые остовы того, что раньше было зубами. Однако взгляд ее по-прежнему оставался живым и внимательным, и глаза сверкали как уголья.

Дот проследовала за монахиней по длинному коридору, и они вместе вошли в какое-то небольшое служебное помещение. В застекленных шкафах у стен стояли бесконечные ряды папок и скоросшивателей. В комнате было душно и дурно пахло.

– Садитесь! – Сестра Кайна кивком головы показала на вращающийся кожаный стул. И Дот мгновенно вспомнила, как она в последний раз сидела вот точно так же возле письменного стола почти что в качестве допрашиваемой. «А он уже уехал домой, на Сент-Люсию. Разве он вам ничего не сказал?»

Монахиня спустила на кончик носа свои полукруглые очки в золотой оправе.

– Хочу поставить вас в известность, Дот! У меня состоялся пространный разговор с вашей матерью. Весьма обстоятельный и подробный разговор! Но остались еще кое-какие формальности, которые мы должны уладить с вами прямо сейчас.

Дот молча кивнула.