– Дело в том, доктор…

Доктор Левитсон молча уставился на Дот, казалось, превратившись в слух.

– Доктор! У меня проблемы, я думаю…

– Какого рода проблемы, Дот? За тобой гонится полиция, и ты примчалась ко мне, чтобы я тебя спрятал в чулане под лестницей? Или проблема в том, что ты беременна?

Слезы брызнули из глаз Дот.

– Беременна!

Впервые она произнесла это слово вслух, и оно ужаснуло ее своей неотвратимостью. Казалось бы, слово как слово, но какой зловещий смысл оно несет для нее! Смысл, который может погубить всю ее жизнь. Она содрогнулась от ужаса, представив себе все дальнейшее. О боже! О боже мой!

– О’кей! Чему быть, того не миновать! Но начнем мы с тобой с самого начала, то есть с теста на беременность. Если он подтвердит факт твоей беременности – это одно дело… В противном случае мы будем лишь понапрасну пороть горячку.

Дот согласно кивнула головой.

– Да, тест – это хорошо.

– Но предположим, что твоя версия подтвердилась. Тогда идем дальше! Что ты собираешься делать? Твой парень знает о том, что ты забеременела? Замуж за него собираешься?

Дот отрицательно мотнула головой и закрыла глаза. Ей было проще озвучивать все то, что она собиралась сказать своему доктору, именно так, с закрытыми глазами.

– Нет, не собираюсь! Он бросил меня и уехал. А я думала, что он меня любит. Мы даже собирались пожениться.

– Ох, Дот, Дот! Сколько раз за свою жизнь я уже слышал подобное! Если бы мне всякий раз платили за такую историю по шиллингу, я бы уже давно стал миллионером…

Она уже было открыла рот, чтобы возразить, сказать, что ее Сол совсем даже не такой, что они действительно любили друг друга. И она тоже не такая, как остальные девчонки, которые теряют голову, как только их поманят обручальным кольцом и обещанием счастливой семейной жизни. Она открыла рот и тут же снова закрыла его, ибо в этот момент до нее со всей очевидностью дошло, что да! – она – именно такая! И ничем не отличается от других, подобных ей дурех…

– В сложившихся обстоятельствах тебе о своем положении следует поставить в известность родителей, не так ли?

Дот снова молча кивнула, представив, во что может вылиться подобный разговор с мамой и отцом.

Четырьмя днями позже Дот снова сидела перед доктором Левитсоном, который сообщил ей, что самые худшие ее подозрения подтвердились: она беременна. Она носит под сердцем ребенка, их с Солом ребенка!

– Обещай мне, Дот, что ты обо всем сообщишь своим родителям.

Она молча кивнула.

– И чем быстрее, тем лучше!

Еще один безмолвный кивок. Сил на то, чтобы говорить, нет. Она оцепенело сидела на стуле, боясь пошевелиться. О боже! Что ей делать? Как быть?

Дот решила потянуть с разговором еще пару дней. Надо успокоиться, взять себя в руки, навести порядок в собственной голове, а потом уже предстать перед очами отца и матери. Но что такое в ее ситуации каких-то пару дней? Поначалу она хотела броситься к родителям Сола и рассказать им о своей беременности, но потом отказалась от этой мысли. Слишком свежо еще в памяти было то унижение, которое она пережила, когда в последний раз встречалась с Видой. Стоило Дот начать вспоминать подробности той встречи, и лицо тут же начинало полыхать от стыда. Нет, надо искать другие варианты! Хотя какие другие варианты она может себе позволить? В ее-то положении!

Джоан совсем не была уверена в том, что настойка или какая-нибудь микстура станут тем чудодейственным средством, которое поможет ее дочери поскорее излечиться от несчастной любви, но все же, так, на всякий случай, она решила посоветоваться с доктором. В ожидании своей очереди она бездумно листала какой-то женский журнал, лежавший в приемной. Но вот ее пригласили в кабинет, и доктор Левитсон немедленно просиял, увидев на пороге Джоан.

– Джоан! Рад видеть вас! Как поживаете?

– Спасибо! Как-то выживаем!

– А я уже рассчитывал увидеть вас вместе…

– Доктор! Мне нужно какое-нибудь тонизирующее средство для моей Дот. Настойка или что-нибудь в этом роде. Она меня очень беспокоит в последнее время. Сильно ослабла, ничего не ест и все время спит.

– Я очень рад, Джоан, что вы так внимательно следите за состоянием своей дочери. Такое отношение, да еще в подобных обстоятельствах, встретишь далеко не каждый день. Это делает вам с Регом честь!

– Но как же иначе, доктор? Я действительно очень волнуюсь! Ведь она же моя дочь!

– Все так, Джоан! И все равно, ей-же-богу! – ваше поведение заслуживает всяческой похвалы! К сожалению, я в своей практике не часто сталкиваюсь с столь сердечным и участливым отношением в подобных обстоятельствах. Что ж, со своей стороны, скажу вам, что и повышенная утомляемость, и частые позывы на рвоту, и отсутствие аппетита, и другие неприятные симптомы – все это пройдет, как только срок беременности станет побольше. Обычно первые два-три месяца считаются самыми сложными для женщины. Но вы это и сами хорошо помните по собственному опыту.

Последовал глухой звук падения тела на пол. Джоан Симпсон потеряла сознание и рухнула прямо на линолеум врачебного кабинета.

Дот была уже на середине лестницы, несла себе в комнату стакан с водой, когда услышала, как мама открывает своим ключом входную дверь. Дот повернулась на стук и замерла в ожидании. А вдруг маме понадобится помощь на кухне? Щелкнул замок, входная дверь отворилась и снова закрылась. Мать стояла, прислонившись к ней спиной. Дот отчетливо увидела, как дрожат мамины руки, разматывающие шарф. Лицо ее было мертвенно-бледным, почти серым, глаза широко раскрыты. Она глянула на дочь, и в ту же секунду Дот поняла, что ее секрет уже перестал быть секретом. Джоан расстегнула верхнюю пуговицу пальто, словно ей не хватало воздуха. А потом безвольно сползла вниз и опустилась прямо на коврик, лежавший у порога.

Дот медленно приблизилась к матери, чтобы помочь ей подняться с пола.

– Мама! Я…

– Не прикасайся ко мне! – едва выдохнула Джоан, хватая ртом воздух. – Что ты натворила?

Неизвестность тянулась целых десять дней. Для Дот ее нынешнее существование превратилось в некое нескончаемое ожидание развязки с бесконечным повторением одних и тех же монотонных действий. Работа, сон, ожидание… Она сидела на кровати в своей комнате и часами слушала перепалки родителей, потом их разговоры на повышенных тонах сменялись шепотом. По всей вероятности, они отчаянно искали выход из создавшегося положения. Искали и не находили. Но вот наконец они все же пришли к какому-то обоюдному решению, и ее пригласили вниз.

Дот медленно спустилась по лестнице, ступая на каждую ступеньку вначале одной ногой, потом второй, словно бегун, который вдруг выдохся и у него уже больше нет сил добежать до финиша. Так же медленно она миновала холл и отворила дверь, ведущую в заднюю комнатку. «Как странно, – подумала она, – что я снова здесь и вижу перед собой всех тех, кого давно знаю». В сущности, с этими людьми, в стенах этой комнаты прошла, можно сказать, вся ее жизнь. Ведь здесь, за этим вот столом, она с нетерпением вскрывала восемнадцать пакетов с подарками, полученными на восемнадцатилетие. И задувала восемнадцать свечей на огромном торте, который испекла мама. В эту комнату она все восемнадцать лет сбегала по лестнице босой, пулей устремлялась к рождественской елке, чтобы обнаружить те дары, которые приготовил ей Санта-Клаус на очередное Рождество. Но сегодня вечером, отворив дверь в знакомую до рези в глазах комнату, она вдруг почувствовала, что все здесь чужое. И люди, поджидающие ее, – они тоже чужие! Это пугало, от этого чувство собственного одиночества становилось еще острее, еще нестерпимее. Все же, когда она сидела, укрывшись у себя наверху, она могла хоть притвориться, что в этом доме еще есть люди, которым не безразлична ее судьба.