Дот замолчала, будто вспомнив что-то. Потом осторожно сползла с кровати, подошла к платяному шкафу, открыла его. На плечиках болтались несколько свитеров и юбок, которые стали ей уже малы. В самом дальнем углу висело ее единственное нарядное летнее платье. На светлом фоне огромные букеты роз. Она осторожно сняла платье с плечиков и вспомнила тот день, когда она приводила его в порядок, прикидывая, как станет в нем щеголять в погожие летние дни. Слезы сами собой брызнули из ее глаз. И вот как прошло ее лето! Разве могла она представить себе такое в тот уже далекий по нынешним меркам день?

– Я мечтала, что стану надевать это платье только тогда, когда буду встречаться с ним. Но взгляни на меня, деточка! Разве я теперь в него влезу? Ах, боже мой! Что же случилось со всеми нами?

Дот снова легла на кровать и накрыла свой живот платьем.

– Умом понимаю, все, что должно было случиться, уже случилось. Он уехал! А я до сих пор все еще не могу поверить в это! Знаю, это безумие какое-то… но мне все кажется, что вот сейчас он откроет дверь в эту комнату, заберет нас с тобой отсюда и увезет прочь. И все мне объяснит. Потому что все, что случилось, представляется мне бессмысленным… У меня нет никаких разумных объяснений. Не хочу пугать тебя, малыш, но, честное слово, я не знаю, что мне делать!

Дот снова принялась анализировать все возможные варианты развития событий. От своего ребенка она не откажется никогда. Но в этом случае придется взглянуть в лицо фактам. А они весьма неутешительны. Денег нет. Работы нет… Крыши над головой, по сути, тоже нет. Да, ничего хорошего в будущем ее не ждет.

А еще она часто видела Сола во сне. Действие в ее снах всегда почему-то разворачивалось на острове Сент-Люсия, каким он рисовался ей в воображении. Солнце приятно щекотало тело, Сол держал ее руку в своей, и она чувствовала себя абсолютно счастливой в этих снах. Никаких сомнений насчет будущего! Ведь рядом с ней мужчина, которого она любит больше жизни. И они пьют по утрам свежий ананасовый сок, нежатся на пляже, вслушиваются в негромкий рокот моря, волны которого плещутся у их ног. Иногда ощущение присутствия Сола было таким реальным, почти осязаемым, что ей казалось, что она даже вдыхает запах его тела. Но стоило открыть глаза, и новый приступ отчаяния охватывал ее, острая боль пронзала грудь, и сердце начинало нестерпимо ныть, как в те самые первые дни после того, как он уехал. Такое чувство, будто прикасаешься случайно языком к воспалившемуся зубу.

И все же, и все же… Как Дот ни пыталась побороть свою любовь к Солу, она продолжала любить его. Умом она понимала, что было бы проще, гораздо проще жить, вырви она эту занозу из своего сердца, но, несмотря на все усилия, ее попытки стереть из памяти образ любимого оказались тщетными. И какая ей разница, что тот, кого она так любит, в сущности, оказался плодом ее фантазии, что она сама себе придумала прекрасного принца, которого в действительности нет. В реальной жизни есть лжец и обманщик, проходимец, который взял и мимоходом надругался над ее чувствами. Но Дот было все равно: она любила этого мужчину и не могла ничего поделать с собой.

Одновременно Дот испытывала глубочайшее чувство разочарования во всем в этой жизни. Сол не просто надругался над ее чувствами и разбил ей сердце. Он еще и растоптал все ее мечты. Ведь счастье казалось совсем рядом. Еще немного, и она вырвется из душного, унылого мирка, царящего в родительском доме на Роупмейказ-Филдс, и окажется в том раю, который он живописал ей. А вместо этого он взял и уехал прочь один, начисто забыв о ней. Наверняка сейчас где-то смеется над ее наивными мечтами стать модельером, над ее представлениями о море, которое она знает только по тихому рокоту, доносившемуся из морской раковины, когда она в детстве прикладывала ее к своему уху. Потешается над тем, как она сравнивала рулоны разноцветных тканей в своем отделе с радугой на небе в теплый летний день после дождя. Что ж, если это так, то трудно в чем-то его винить или упрекать. Все те амбициозные планы, которые она строила, успех, слава, разве это все для таких, как она? Смех, да и только! Кто она есть? Мелкая сошка! И всякий раз в такие моменты Дот вспоминала, как поставила ее на законное место мать Сола. Как спокойно и четко она расставила все точки над i, дав понять Дот, кто она и что она. «…Если бы мой сын любил тебя по-настоящему, он бы никогда так не поступил! Вначале поговорил бы с тобой, постарался бы все объяснить. А если бы он и на самом деле собирался взять тебя с собой, то наверняка сделал бы какие-то подготовительные шаги. Разве не так? Но ведь он же ничего не сделал! Я права?» Дот погладила свой округлый живот, который горой выпирал из ее эластичных спортивных брюк.

– Нет! Ничего подобного он не сделал! И даже не подумал сделать, подлец! – Горькая улыбка скользнула по ее губам, когда она вдруг вспомнила, что означает его имя Соломон: посланец мира. – Какой же ты прохвост, мой посланец мира. Послал меня в задницу, вот и все твои дела!

* * *

Наступил октябрь, а вместе с ним пришла и последняя ночь, которую Дот должна была провести в родительском доме. Листья на деревьях пожелтели. Повсюду – на тротуарах, возле мусорных бачков, на остановках транспорта – лежали охапки золотистой листвы. Яркое солнце, голубое небо… Словом, осень вступила в свои права, та пора, когда Лондон особенно красив. Как хорошо было бы провести эти погожие осенние деньки вместе с Солом, погулять, взявшись за руки, вдоль озера Серпантин в Гайд-парке. Но время неумолимо приближало тот день, когда Дот следовало отправиться в Баттерси. Какие уж тут прогулки по парку? Родители обо всем позаботились заранее. Такси должно было забрать ее из дома ровно в пять утра. В столь ранний час вероятность того, что кто-то из соседей заметит, как она перемещается из своей спаленки наверху в поджидающее возле калитки такси, была минимальной.

Странно, но в то утро, на которое был намечен ее отъезд, Дот даже испытала нечто похожее на облегчение. Она заранее упаковала в маленький чемоданчик все необходимое: пару ночных сорочек, смену белья, расческу, зубную щетку. На самое дно чемодана она положила бумажный пакет с отрезом небесно-голубой ткани, которую подарил ей Сол. Она наконец определилась с тем, на что она использует эту ткань.

Отец не вышел из своей спальни, чтобы попрощаться. Малышка Ди еще крепко спала в обнимку со своим кроликом. Вот и получилось, что до порога ее проводила лишь мать.

– Все у тебя будет хорошо, Дот! – обронила она на прощание, впервые за многие недели обратившись к дочери напрямую.

– Правда? – Дот совершенно не была в этом уверена.

Джоан ничего не ответила, а лишь молча сунула что-то в руку дочери.

– Что это? – удивилась та, разглядывая крохотный кусочек хлопчатобумажной ткани.

– Это носовой платок твоей бабули.

Дот безмолвно уставилась на мать. Та, словно нехотя, неловко обняла ее и подтолкнула к дверям, предварительно высунув голову и посмотрев по сторонам, чтобы убедиться в том, что поблизости нет свидетелей отъезда дочери. И тут же захлопнула за нею дверь.

Такси везло ее по знакомым улицам микрорайона Лаймхаус. В этот ранний час все они были еще пусты, но Дот все равно вжалась в сиденье и старалась не глядеть в окно. Ей не хотелось пробуждать в своей памяти те счастливые воспоминания, когда они с Солом бесцельно прогуливались по этим улицам рука об руку. Она знала, что от этих воспоминаний у нее снова разболится сердце, истощая и без того скудный запас сил. Но все равно своим внутренним зрением она хорошо видела все эти улочки и переулки Ист-Энда, и себя саму тоже видела, счастливую, улыбающуюся, бегущую навстречу мужчине, которого она любит. Навстречу тому, кто должен был стать ее мужем.