Вот только мне уже не десять лет. Проповеди больше не вдохновляют. Примером Христа нам как будто намекали: хороший рыцарь – мертвый рыцарь. Наивысшая точка карьеры – героическая смерть. То самое предназначение, о котором вдруг заладили все вокруг: и кастиганты, и Даник Чиола. Будто сговорились. Нет уж, братцы. Не по душе мне такое предназначение. Вот вернусь вечером из города – пойду знакомиться с Мэри-Кэт. Поближе. Щелкаю выключателем, свет гаснет.

В итоге добираюсь до конюшни, когда уже рассвело. Трубочист, патластый жеребец вороной масти в подпалинах, жует что-то вкусное, в то время как мальчик-конюший затягивает подпругу.

– Доброе утро, сэр! Если будете сами его седлать, обязательно давайте угощение, потому что он большой любитель надувать живот. Немного ушлый зверь, но очень умный.

Угощение! Дядя-то Август в таких случаях просто пинал лошадей по брюху. Похоже, мир все-таки движется по пути смягчения нравов. Эта мысль немного подняла мне настроение. Освободив коня от привязок, юноша дает мне поводья. Я приторачиваю к седлу Аргумент и неспешно веду Трубочиста на выход, попутно с ним любезничая. От лошади валит пар, белые облака вырываются из ноздрей. Снаружи нас ожидает Гальфрид.

– Если в городе он будет вам не нужен, просто скажите ему «Домой!» и отпустите, он знает дорогу. Удачи в вашем расследовании.

– Спасибо, Гальфрид, – киваю уже из седла.

Напрасно барышни Тиглер не вышли на меня посмотреть!.. Разве что Мэри-Кэт или Эмма какая-нибудь не спит, а глазеет из окошка в утренний туман. И правильно делает, если не спит – когда еще увидит рыцаря на коне? В наше-то время?

Стискиваю ногами бока лошади. Шагом до выезда из поместья, а оттуда поднимаю Трубочиста в галоп. Вот и все, Эмма и Мэри-Кэт, теперь можете еще вздремнуть, пока строгая матушка, вернувшись, не подымет вас для разных домашних забот.

Утро зябкое, сырое. В лощинах по обочинам клубится туманная взвесь. Солнцем приласканы только верхушки деревьев. До равнины я добираюсь, когда мокрый встречный ветер пронизал меня всего. Тут уже теплее. Перехожу на рысь, потом и на шаг. Разгорающийся рассвет согревает меня с одной стороны, пока я еду мимо вчерашних полей и лесов. Ближе к городу снова посылаю Трубочиста в рысь.

Углубляться в город мне не нужно: здание, принадлежащее местному отделению РКС, расположено на окраине в окружении красивейшей каштановой рощи.

Вскоре я спрыгиваю на газон рядом с массивной каменной плитой, на которой высечено: Circam mensa dignissimos colligam – «За этим столом соберу достойнейших». Эта цитата из достопамятного указа короля Артура действует как девиз рыцарей Круглого Стола.

Я даю Трубочисту немного попить из фонтана, глажу его по влажной шее и, отстегнув от седла клинок, отпускаю восвояси. Конь уверенно припускает той же дорогой, фыркнув на прощание.

Хотя и задержался в Вальмонсо, прибыл я все равно рано. Не уверен, что застану кого-нибудь в офисе. Пройдя по длинному коридору до самого конца, пробую дверь с надписью «Л. А. Ноткер». Заперто. Напротив еще одна дверь – с табличкой «Отдел расследований супернатуральной активности». Поворачиваю ручку, на всякий случай постучав. Открыто.

Я оказываюсь в тесном помещении, менее всего похожем на штаб сопротивления сверхъестественным угрозам. Накурено, причем недавно. На столах – бумажный беспорядок. Кружки с остатками кофе. Одну из стен целиком занимает карта провинции, пронзенная в нескольких местах цветными булавками, – это, видно, очаги магического возбуждения, которые засекли мои коллеги. В углу комнаты – лютня. Рядом с входом стоит пустая коробка, на которой фломастером написано: «Дьявольские артефакты».

Лишь содержимое книжного шкафа всерьез свидетельствует о характере миссии, возложенной на отдел. «Экология волшебства». Печально известный «Malleus Maleficarum». «Nocturna Sacra». «Impotentia Diabolica» Петра Фернандского. Труды Цезария Гейстербахского. Конечно же, находим здесь «Summa Theologica» доктора Фомы, князя теологов, написавшего занятные строки о сверху и снизу лежащих демонах. Рядом – другой Фома: Кантипританус. «Дьявольская натура» и «Прорицательство демонов» Августина. «Этимологии» Исидора. И еще несколько сочинений того же рода. В Академии я все это читал – правда, в кратком пересказе. В картонных папках – стенограммы сеансов экзорцизма.

За моей спиной открывается дверь, и в комнату входит, помедлив, тощая личность в мятой рубашке, с седой щетиной на впалых щеках и взглядом если не враждебным, то, во всяком случае, не полным дружелюбия. От вошедшего пахнет спиртным. Осмотрев меня с ног до головы и не меняя мрачного выражения, незнакомец вытирает руку о рубашку и протягивает мне:

– Вы, должно быть, Леннокс. Я Кент. Добро пожаловать в наш паноптикум.

Вот о ком предупреждал меня сэр Даник. Тот самый Кент, специальный консультант отдела. На вид ему лет шестьдесят; я бы сказал, что он похож на бывшего морехода, который, не желая отречься от жидкой стихии, преследует ее во всех наличных формах: начиная портвейном и заканчивая сивухой, из которой алхимики получают универсальный растворитель алкагест. В его внешности еще видна прежняя суровость, но уже не слишком внятно: плечи повисли, руки дрожат, глаза подернулись чем-то похожим на горькую стариковскую то ли злобу, то ли обиду.

Я пытаюсь не выдать свою растерянность. Не верится, что этот хмурый пьяница – тоже рыцарь Круглого Стола. О чем же умолчал сэр Даник? Какая щекотливая тайна заставляет РКС мириться с поведением специального консультанта? Что это вообще за должность такая?

– Мне сказали, что сотрудники воспринимают работу в отделе как наказание…

– И на сегодня я свое отбыл. Если что, там в коридоре кофейный автомат. Когда придут Альпин и Лантура, передайте им, что звонили из полиции. Три инцидента четвертого класса за ночь. Чернокнижник с Говяжьего холма оживил обезьяну. Пропустил через нее искусственную молнию. А корова Ночка отелилась волчонком. А вдова Жанна поджидала к себе пономаря.

– И что, в последнем случае тоже есть супернатуральный след?

– А вот как раз и будет повод расследовать! Ключи на столе у Лантуры, – с этими словами Кент, не прощаясь, оставляет меня одного.

Озадаченный, я прислоняю меч к стене, а сам иду налить себе кофе. Возвращаюсь в кабинет и усаживаюсь в одно из кресел для посетителей, чтобы не занимать чужого стола. Ждать приходится недолго. Я встаю, когда дверь снова открывается.

– Доброе утро, господа. Я Джуд Леннокс, вас должны были предупредить…

– Да, да! Джуд Леннокс, рыцарь, который сочувствует малефикам. Вас прислали из центра. Я Лантура, – протягивает мне руку тот из них, что вошел первым.

Уверенное и небрежное рукопожатие, прямая осанка, глаза голубые, волосы светлые, кожа загорелая. Прямо-таки источает молодость и оптимизм. То ли недавно вернулся из отпуска, то ли вообще до этого не работал, а оканчивал какой-нибудь престижный факультет, кружил головы девушкам, носил белые шорты и тайком пробовал отцовские сигары. Встреть я такого молодца на улице, принял бы его за начинающего барристера, солиситора или еще кого-нибудь из этой же адвокатской швали. Бог его знает, зачем он подался в рыцари. Может, по наивности – за турнирной романтикой и прекрасными дамами. Но обычно романтический флер улетучивается еще до первого настоящего дела – стоит только один раз оказаться на дежурстве, когда принесут окровавленное тело соратника в разбитых доспехах. Так что, может статься, этот красивый юноша тут по настоянию сердца. Во всяком случае, в сравнении с угрюмым Кентом Лантура не выглядит так, будто его сослали на каторгу. Можно работать.