Насчет второго из вошедших вопросов особенно никаких.

– Альпин, – он протягивает руку.

Старший из двух. С утра уже как будто устал. Не слишком ухожен и скорее всего не женат. Ужинает небось разогретыми полуфабрикатами. Страсти к работе от него, пожалуй, не дождешься – в лучшем случае можно рассчитывать на умеренную добросовестность. Но и это неплохо. Рыцарский клуб и так теряет достаточно членов на почве излишнего рвения. Сколько уж рыцарей не сумело вовремя остановиться в сладострастии погони за очередным малефиком. Бездна стала им могилой.

– Я застал тут вашего коллегу, Кента. Он просил передать…

– Да, мы встретили его по дороге. Три инцидента четвертого класса. Кент – он… Вы уж не судите по нему обо всем отделе.

– Мы очень коротко поговорили. Я так и не понял, чем он тут занимается.

Альпин в ответ на это хмыкает.

– Специальный консультант. Это значит, что он может явиться в офис пьяный. Или вообще не явиться. И ему никто ничего не скажет. Его оставили в РКС только из-за прежних заслуг. Упрятали в наш отдел, чтобы на глаза не попадался.

– А что за прежние заслуги?

Альпин, не расположенный, видно, говорить о ком-то хорошо, утыкается в бумаги, предоставляя Лантуре полномочия рассказчика.

– Ну, это на самом деле прегрустная история! – Лантура берет прислоненную к столу лютню и, немножко подстроив ее, начинает петь:

– Так уж и не ведает? – усомнился Альпин сразу по окончании песни. – Скорее уж не хочет ведать. А то хватило бы еще на одну балладу, уже не столь героическую, – про то, как гордый Кент допился до чертей и принялся совсем за другие подвиги. То бутафорского дракона мечом изрубит на дне рождения лорд-мэра. То приведет какую-то деваху в совещательный зал ордена и отымеет ее прямо там, на Круглом Столе короля Артура!

Лантура с сожалением смотрит на напарника; он пел с чувством, и видно, что впечатление от спетого еще не оставило его, а тут Альпин уже успел внести свои замечания.

– Как минимум наш коллега заслуживает сострадания. А многое из его жизни достойно восхищения. Рыцарь старой школы. Сейчас таких уже нет.

– Рыцарей старой школы упразднила эволюция. Все эти кодексы, обеты, хваленая честь, наконец. Корчили из себя не пойми кого.

– Ты считаешь, что мы не должны жить по чести?

– Я считаю, что честь – это изобретение трубадуров. Стихия реальной жизни плохо совместима со всей этой куртуазной блажью. Умирать с честью – пожалуйста, это запросто. Как в той песне: «Избыток гордости привел меня на плаху». Ирония в том, что если тебе не повезет умереть как герою, то доживать придется в бесчестии. Вот наш Кент, например. Где теперь его честь? Не думай, что у меня нет сердца. Я ему сочувствую. Но знаешь, если бы он в свое время засунул свою гордость куда подальше, то, может быть, его жена была бы жива. Он бы не лишился дома. Что ему было дороже? Репутация или жизнь родного человека?

– Альпин, ты меня извини, но тебя послушать, так надо равняться на подлецов.

– Да не надо равняться на подлецов! Если бы подлецы приносили клятву никогда в жизни не поступать благородно, то их бы тоже ждал крах. На нормальных людей надо равняться. Жить – это значит поступать то так, то эдак. А всякие догматы, высеченные в камне, – это вообще не для живых. Ты скажешь: скрижали! А я скажу: надгробия!