Вода встретила гостью со всей присущей ей мягкостью и покорностью. Слегка всколыхнулась, лаская гладкую кожу ног, и заботливо накрыла плечи, позволяя очаровательной пленнице раствориться в безмятежности и покое. Вдохнув расслабляющий аромат трав и цветов, девушка коснулась спиной стенки купели, откинула голову на свёрнутое толстым валиком полотенце и прикрыла уставшие глаза…

...Ранним утром, когда и птицы ещё не зацепили крыльями зелёные ветки и не принялись наперебой за переливчатые трели, её встретил на границе Ферран. Много и назойливо не расспрашивал, как по обыкновению делали сердобольные служанки, так и сыпавшие вопросами, слово крупой из одного сита в другое, перебивая друг дружку. И ведь вовсе не с целью осведомиться о реальном положении дел, сколько под маской активной беседы выпытать пикантную новость, которую можно смаковать, обсуждая на кухне с товарками. Феррану же по званию полагалось быть кратким, что он и сумел продемонстрировать, а молодая госпожа сумела оценить. 

Первым делом Стенден осмотрел сопровождение: не пьян ли кучер, не слипаются ли глаза у охраны, крепко ли привязан багаж, и надёжна ли упряжь. Лишь будучи полностью удовлетворённым от проведённого осмотра, скомандовал трогаться в направлении Торренхолла. Вот так просто, командно, без болтовни.

Мириан, впрочем, и не навязывалась на разговоры. Тем более, с военачальником, командовавшим армиями Стернса на землях родного ей Ллевингора. Именно приказами этого самого командира совершались разгромы крупных городов и пограничных селений. Именно под его командованием одерживались одна за другой победы и брались пленные, чью судьбу решал не только Стернс, но нередко и сам Ферран. 

Кровавая слава шла намного впереди зрелого командира, которого знали и боялись все. Мириан не вмешивалась в военную политику брата, но и закрывать ладонями уши при обсуждении военных действий её не просили. А потому имя талантливого военачальника было ей тоже отлично знакомо. 

Как пошли бы военные действия, будь в рядах Итора такой же человек? Гадать можно было, сколько угодно – хоть на бобовой гуще, хоть на куриных перьях. Ответ был один: такого воина у Итора никогда на было.

И ждать помощи Ллевингору тоже было неоткуда. Занесённое на отшиб континента, они граничило лишь с Нолфортом, точнее, с его югом, с чьей стороны и получило агрессию. Маленькая, тихая страна оказалась под сапогом крупного и властного соседа.  

Торренхолл же, благодаря своему расположению, был именно тем местом, вокруг которого всегда кипела жизнь. Торговые караваны, державшие путь на юг, запад и восток, не могли пройти мимо этих земель. А, значит, рынки и лавки в округе всегда были забиты самым нужным и качественным товаром. Здесь писались модные книги и игрались по ним спектакли; обменивались опытом алхимики; ковалось оружие; устраивались грандиозные ярмарки. Люди стремились в эту провинцию отовсюду. У некоторых получалось выдержать бешеный ритм юга, другие же возвращались обратно домой, захватив с собой только бурные воспоминания, причем, не всегда позитивные. Но чем в большей роскоши утопал Торренхолл, чем больше блеска и зрелищ требовали жители, тем быстрее пустела казна Стернса, не успевая пополняться даже за счёт высоких торговых пошлин.

От границ до Торренхолла путь неблизкий, и первое время Мириан развлекала себя разглядываний окрестностей. Непривычно было наблюдать ровную и спокойную жизнь. Перед глазами сразу вырастали другие картины: опустошенные земли Ллевингора, принявшие на себя первый удар и не выстоявшие. Словно две стороны одной монеты, где одна – ржавая, а другая отполирована до блеска, счастливые в мирском быту южные селения Нолфорта составляли разительный контраст близким сердцу Мириан ллевингорским деревням.

А потом показался замок. Величественный, холодный и настолько пустой, что даже эхо не наслаждалось своими позывными в  уголках покинутых залов, а торопилось прорваться сквозь небольшую оконную щель на улицу, чтобы не сойти с ума в бездонной пустоте. Словно брошенная любимым хозяином собака, замок готов был скулить от тоски, и даже переступившая его порог Мириан не изменила положения вещей.

И всего этого ей предстояло стать хозяйкой...

Ждала ли Мириан такой участи? Несомненно. Она была рождена королевой; этой мыслью она жила с пелёнок. Каждое её движение было предопределено, каждое слово – тщательно выверено. Она не могла позволить себе фривольностей жизни легкомысленных подданных, как, впрочем, и свободы мысли. А потому брак по расчёту понимался ей как нечто, предписанное и положенное по статусу и происхождению.

Мириан уже сейчас любила своего будущего мужа. Даже ни разу не повидавшись с ним. Не имев шанса услышать его голос или почувствовать дыхание.

Она любила его той высокой любовью, какую должна испытывать королева, неважно, настоящая и будущая, к своему наречённому супругу. При этом, каждый человек в её окружении по-разному относился к племяннику и наследнику нолфортовского короля: Итор Гайларда искренне ненавидел, презирал и боялся; придворный лекарь выражался по большей части осторожно, не углубляясь в детали; прислуга всё чаще охала и причитала, жалея госпожу. Сама же Мириан покорно приняла решение брата и полюбила Гая, как только ей сказали его полюбить. Не ведая и части глубины этого чувства, она была уверена, что уже испытывает его и сможет наполнить взаимностью их с Гайлардом брак. Род Стернсов найдёт продолжение в наследнике Гая, и имя Мириан впишется в его великую многовековую историю.

Внезапный всплеск заставил Мириан вздрогнуть и очнуться от далёких мыслей о ближайшем будущем. Это молодая служанка подлила несколько ковшей горячей воды в остывающую купель. Расслабленно выдохнув, Мириан провела руками по воде и опять закрыла глаза.

Она прибыла в замок несколько часов назад. И везли её не центральными улицами, а окольными путями, не привлекая внимания простого люда и зевак. Ферран и тут всё продумал и просчитал. Торренхолл продолжал бурлить насыщающими день событиями, но узреть самое главное дали лишь избранному десятку душ, и то одетых в воинские доспехи.

Пустой, отдающий мраморным безразличием, замок встретил Мириан холодно. Натянутость улыбок прислуги молодая госпожа смиренно проглотила. К молчаливости Феррана за день привыкла. Но церемонное равнодушие не торопилось сменяться домашним теплом и приветливостью.

Каждый шаг Мириан отдавался громким эхом в уголках пустых, вытянутых коридоров. Двери в большинство залов были закрыты – лишь пара-тройка отозвались благозвучным скрипом и отворились. Обутая в лёгкие, обитые шелковой лентой, туфли нога ступила в одну из затемнённых комнат. Рука медленно провела по плотно задёрнутым портьерам, раздвигая их и пропуская в помещение свет. Бойко прыснув, тот тут же ударил в стену и, отпрыгнув, упал на банкетку, обитую дорогим серым панбархатом. Пёстрые, в лазурно-шафрановую клетку, подушки придавали разнообразия унылому мышиному цвету и, купаясь в в лучах закатного солнца, привносили в интерьер уют и тепло. 

На противоположной от окон стене висело с десяток портретов. Чужие лица, чужие судьбы, что через несколько дней в одночасье прикажут Мириан называть их семьей, гордиться родством с ними, хоть и косвенным, а через пару лет и вовсе, кроме них, не признавать никого, даже родного брата.