— А что?

— Поцелуй.

— Чего?

— Ира моя, Тред, — ответил Зен так, словно это все объясняет.

Ох уж эти мужчины!  

— Зен мой, Тред, — заявила я, окончательно запутав бывшего имперца.

Тот, оставаясь на месте и переводя взгляд с меня на Зена и обратно, какое-то время молчал, затем, покачав головой, произнес:

— Значит, готовиться к смерти…

Отец ушел из семьи, когда мне было два годика. Мама поплакала-погоревала, и успокоилась,  однако больше замуж так и не вышла, хотя поклонников у нее, женственной красотки, всегда хватало. На пару с бабушкой они учили меня: «Полагайся только на саму себя, старайся ни от кого не зависеть, особенно от мужчин».  От мамы я ничего не взяла,  ни внешности, ни характера,  и от отца, к счастью, тоже; я пошла в бабушку, жесткую и авторитарную женщину, которую тоже в свое время бросил дедушка – полагаю, как раз из-за характера. Естественно,  отсутствие мужчин в семье на меня повлияло, и я росла  с убежденностью, что мальчики ненадежные создания. Мальчики, со своей стороны, тоже относились ко мне не очень хорошо. Толстая девочка  в очках, я мало кому нравилась тогда, и больше  времени с книжками проводила, чем со сверстниками.  Все изменилось к моим шестнадцати-семнадцати годам. Я  стала носить линзы, похудела до приятной полноты, избавилась от прыщей, отрастила волосы, и тогда-то обнаружилось, что  мальчикам я очень даже нравлюсь,  да и они мне. Вот только осталась детская установка, что мужчины ненадежны, слабы, могут предать в любую минуту...

Зен сказал ничего не предпринимать и жить, как обычно.  Прошло уже несколько дней с того момента, как Кетней раскрыл карты,  и до сих пор никто к нам не пришел, ничего не предъявил…  Можно выдыхать или рано? С Кетнеем понятно, это однозначно подозрительный субъект, но Зен… Я доверилась ему, полностью, я влюбилась, влюбилась так, как никогда; глубина и острота собственных чувств пугала. Даже  представлять не хочу, что случится, если он предаст меня... не хочу, чтобы  повторилось то же, что случилось в жизни бабушки и мамы… Но есть что-то похуже предательства.  Уже нет никаких сомнений, что Зен и Треден – это мои люди,  моя семья, моя «стая». Если что-то случится, я женщина, меня в любом случае оставят в живых и не будут  жестоко наказывать, но мужчин, к тому же бывших имперцев, не пощадят.

Нам нельзя ошибаться. Но ведь все ошибаются…

— Ты все еще сердишься на меня? — спросила Флана как-то вечером, подходя ко мне.  Утром ей   предстоял дежурный облет  приграничных лесов, и она собиралась в башню к своему гуи, чтобы подготовить все необходимое.

— С чего ты взяла?

— Лицо  у тебя смурное, как туча.

—  Мы бучу устроили во время праздника. Как бы не аукнулось.

Всадница  тут же расслабилась, и, приобняв меня за плечи, весело сказала:

— Забудь! Поверь мне,  пока мэзы здесь, Ванде только о них думать будет.

— Надеюсь. Как твои ожоги? Уверена, что сможешь летать?

—  Болят, но я все равно полечу!  Мне надо.

Я  мрачно на нее посмотрела. Ох уж эти люди,  руководствующиеся  аргументом «мне надо»…

— И-и-и-ира,   хва-а-а-атит! — протянула Флана (услышав, как  меня называет Треден, она стала звать меня так же). — Ты прям это,  совсем сникла! Надоело, видать, сидеть взаперти? А идем со мной в башню!

— В башню? К гуи?

— Поглядишь на моего ХИнто!

Идеи Фланы – это задумки ребенка. Она никогда не просчитывает последствия, и иметь с ней дело можно только, если быть уверенным, что она точно выполнит указания. Вазраг и Ванде держали ее в кулаке, но с тех пор, как  девчонка стала моей опекуншей, следить за ней приходится мне (парадокс как есть!). Не хотелось бы в очередной раз рисковать.

Я покачала головой, но девушка уже загорелась идеей:

— Что ты  боишься? Я гуи за перегородку  отведу, и закрою. Ты просто постоишь рядом,  посмотришь на него, заодно воздухом подышишь и поглядишь на долину свысока. Вид оттудова открывается  красивишный!

— Перегородка? Это точно безопасно?

— Конечно! — уверила Флана.

«Опасно», — перевела я ее ответ, но отказываться не стала. Постоянное пребывание в комнате, этот нескончаемый домашний арест уже начал дурно влиять на мою психику, так что я все-таки решила прогуляться, пусть и к гуи.

На следующий день были назначены очередные состязания, но уже попроще, чтобы дать остальным мужчинам доступ к  мэзам.  Во дворе сооружали нечто вроде полосы препятствий; мужики  работали, а подростки бегали вокруг с возбужденным видом и скорее мешали, чем помогали. Заметив мальчика лет пяти, я  так и встала. Маленьких детей в этом мире я видела совсем мало, из чего складывалось ложное впечатление, что дети здесь вовсе не рождаются.

Ребенок посмотрел на меня с любопытством, и я тут же опустила стеклышко. Как можно рожать детей, как можно приводить их в этот проклятый злой мир? Ах, Лена, никогда мне тебя не понять…  Флана потянула меня за собой,  и я выкинула эти мысли из головы.

Нам повезло, мы каким-то образом сумели более-менее незамеченными пройти через двор. Башню гуи я видела много раз и, когда обзавелась стеклышком, разглядела, как она устроена. Внизу – сплошная каменная кладка, а вверху уже куда больше  открытого пространства. Этажи-ярусы  сооружены таким образом, чтобы  через них удобно было влетать и вылетать гуи, и закрываются прочными решетками, а на ночь, изнутри, еще и деревянными панелями, то есть  стен, как таковых, нет, только опоры, крепления для решеток, панели,  перегородки. Каждое утро можно видеть, как вылетает один из дежурных всадников на гуи; завтра очередь Фланы.

Чем ближе мы подходили к башне, тем беспокойнее я становилась. Гуи… я по-прежнему знаю о них очень мало, помню лишь то, что они очень умны и очень опасны. Зен много рассказывал о том, как надо красть яйца гуи, как спасаться от гуи, но только в общих чертах обрисовал, что за создания гуи сами по себе.

По рассказам я решила, что прирученные гуи и дня не могут прожить без своего хозяина, но Флана месяц на кухне отрабатывала без разрешения подниматься в башню, да и Вазраг был  отправлен подальше без своего пернатого. Это значит, птички вполне могут обходиться и без всадника. Я спросила у Фланы об этом, и  девушка рассказала, что взрослые гуи очень самостоятельные.  Они знают, где их «гнездо», где можно охотиться,  а где нельзя, и удержать их взаперти надолго невозможно: орать будут так, что сами сойдут с ума и всех вокруг сведут. Гуи должны быть свободны, и только на ночь решетки в башне закрывают. Но днем любая птичка может улететь, и никто не дает гарантий, что она вернется: на гуи может напасть другой гуи, дикий, или птичка может обнаружить полового партнера и заняться устройством личной жизни (в таких случаях  гуи считается потерянным).

— … Хорошего всадника гуи никогда не бросит, — заявила Флана с уверенностью, что она-то уж точно является хорошим всадником. — У нас с Хинто сильная связь, я его выкармливала, когда он был еще совсем махоньким. Жить без него не смогу, он мое все!  Бывает, летим, и я прям это, сливаюсь с ним в одно, и дышать забываю, до того хорошо!  Отними у меня Хинто, небо, полет – и я тотчас скукожусь и умру!