Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со мной произошло нечто подобное. Наилучшийспособ погрузиться в медитацию, войти в контакт со светом – это вязание, авязать меня еще в детстве научила мама. Я умела считать петли, двигать спицами,создавать красивые вещи через эту однообразно повторяющуюся гармонию. Нооднажды мой покровитель попросил меня вязать совсем иначе – неразумно,нерационально! Мне, привыкшей и наученной работать терпеливо, усидчиво,аккуратно, это было как нож острый. Но покровитель настаивал, чтобы я сделалаотвратительную работу.
Битых два часа, перебарывая головную боль, ясчитала все это вздором и нелепостью, но не могла допустить, чтобы спицы велимои руки, а не наоборот. Сделать что-нибудь не то способен каждый, зачем надобыло просить об этом меня? Потому что он знал – я одержима страстью кгеометрической четкости и к совершенству.
Но вот внезапно это произошло – спицы замерли,я ощутила внутри себя некую огромную пустоту, тотчас заполнившуюся теплым,любящим, душистым, дружелюбным присутствием. И все вокруг преобразилось, и мнезахотелось говорить такое, на что в обычном своем состоянии я никогда бы нерешилась. Нет, я оставалась прежней, хотя – допустим такой парадокс – уже небыла тем человеком, в оболочке которого привыкла жить столько лет.
И вот, во всеоружии собственного опыта, я могу«видеть», что произошло в тот вечер: душа Афины следовала звукам музыки, тогдакак тело ее двигалось в противоположном направлении. По прошествии некотороговремени душа отделилась от тела, и в открывшееся пространство наконец смоглапроникнуть Мать.
Вернее – там появилась искорка Матери.Древняя, но выглядящая юной. Мудрая, но не всемогущая. Особенная, но лишеннаявсякой спеси. Изменилось восприятие мира, и она обрела способность видеть тоже, что различала когда-то в детстве – параллельные вселенные людей этого мира.В такие мгновения мы можем видеть не только физические оболочки людей, но и ихчувства. Говорят – и я верю этому, – таким свойством обладают и кошки.
Между миром вещественным и миром духовнымсуществует нечто вроде занавеса, меняющего свой цвет, плотность, освещенность.Мистики называют его «аурой». Когда этот покров снят, все становится простым:аура рассказывает обо всем, что происходит. Случись мне в тот вечер быть уАфины, она видела бы вокруг моего тела лиловое свечение с несколькими большимижелтыми пятнами. И это значило бы, что впереди у меня еще долгий путь и что яеще не выполнила предназначенное мне на этом свете.
Есть еще и то, что люди называют «призраками».Это – случай с матерью' той молоденькой актрисы, единственный, впрочем, случай,где судьба должна была быть изменена. Я почти убеждена в том, что девушка ещедо того, как задала свой вопрос, знала – мать находится рядом с нею.Единственное, что удивило ее, – это история с кошельком.
И все гости Афины, прежде чем начать этоттанец поперек ритма и такта, испытывали смущение. Почему? Потому что привыкли«все делать как следует». Никому не нравятся промахи и ошибки, особенно когдамы сами сознаем, что дали маху. Никому – и Афина здесь не исключение: ей тоженелегко далось предложение, идущее вразрез со всем, что она любила.
Я очень рада, что в тот миг победа осталась заМатерью. Один спасся от рака, другой определил наконец истинную природу своейсексуальности, третий сможет теперь выбросить снотворные таблетки. И все это потому,что Афина сломала привычный ритм, ударив по тормозам в тот миг, когда несласьна предельной скорости. И все перевернула вверх дном.
Вернусь к моему вязанию: я пользовалась этимзанятием еще какое-то время – пока не научилась вызывать у себя это присутствие,не прибегая ни к каким уловкам. Я узнала его и привыкла к нему. То же самоепроизошло и с Афиной – как только мы узнаем, где находятся Врата Восприятия,уже не составляет труда отворить их. Надо лишь привыкнуть к нашему «странному»поведению.
Остается добавить, что вязать я стала быстрееи лучше, точно так же, как и в танце Афины – после того, как она сломалабарьеры, – прибавилось и души, и грации.
Мало сказать, что история эта получила широкуюогласку, – она распространялась, как лесной пожар. В свободные от репетиций испектаклей часы все мы набивались в дом Афины, приводя с собой друзей. Онавновь заставила нас танцевать, не слушая ритма, не попадая в такт, словнонуждалась в коллективной энергии, чтобы встретиться с Айя-Софией. Сын ее и вэтот раз был здесь, и я наблюдала за ним. Когда он сел на диван, музыкаоборвалась и начался транс.
Затем последовали вопросы. Как и следовалоожидать, первые три касались любви – будет ли он жить со мной, любит ли онаменя, не изменяет ли он мне. Афина хранила молчание. Задавшая четвертыйбезответный вопрос продолжала допытываться:
– Ну, так как все-таки – изменяет он мне илинет?
– Я – Айя-София, мировая мудрость. Я сотвориламир с помощью одной лишь Любви. Я – начало начал, а до меня не было ничего,кроме хаоса.
А потому, если кто-нибудь из вас хочетуправлять силами, победившими и преодолевшими хаос, не обращайтесь к Айя-Софии свопросами. Для меня любовь заполняет все. Она не может быть желанной – потомучто несет в самой себе свой конец. Не может предать, ибо не связана собладанием. Не может быть удержана, ибо, подобно реке, преодолеет все препоны.Тому, кто желает властвовать над любовью, придется перекрыть источник, питающийее, и в этом случае пусть не сетует он, что вода, которую удастся ему собрать,будет гнилой.
Она обвела взглядом всех присутствующих –большая их часть была здесь впервые – и начала перечислять то, что прочла у нихв глазах: страх болезней, проблемы на работе, нелады с детьми, сексуальность,нереализованные возможности, невостребованные способности. Помню, как онаобратилась к женщине лет тридцати:
– Твой отец вдалбливал тебе, как должны идтидела, как должна вести себя женщина. Ты всегда жила наперекор своим мечтам иникогда не проявляла свое «хочу». Оно заменялось «нужно», «должно» илиожиданием. Но ведь ты прекрасно поешь. Год занятий – и ты сможешь переменитьсвою судьбу.
– Я замужем… У меня ребенок.
– У Афины тоже есть сын. А твой муж поначалубудет возражать, но потом примет это как должное. И не надо быть Айя-Софией,чтобы предсказать это.
– Мне поздно учиться пению…
– Ты сама отказываешься принять себя такой,какова ты на самом деле. Но это уж не мое дело. Я сказала то, что должна быласказать.
И каждый, кто стоял в этой маленькой комнате,– потому что сесть было некуда, – стоял и обливался потом, хотя была еще зима,и поначалу считал все происходящее полной ерундой, поочередно получал наставлениеот Айя-Софии.