Иду на работу и, стараясь порадовать шефа,«повысившего качество моей жизни», обзваниваю специалистов по атомнойэнергетике и физиков-ядерщиков. Выясняется, что напрямую были затронутыкатастрофой 9 миллионов людей во всем мире, причем из них – 3-4 миллиона детей.За первыми тридцатью погибшими последовали, по мнению Джона Гофманса, еще 475тысяч человек, которые заболели неизлечимыми формами рака, а еще столько жехоть и выжили, но стали инвалидами.

Около двух тысяч городов и деревень простоперестали существовать. Согласно прогнозу Министерства здравоохраненияБелоруссии в период с 2005 по 2010 годы следует ждать резкого повышения числазаболевших раком щитовидной железы. Еще один эксперт объясняет мне, что, кромеэтих 9 миллионов, непосредственно подвергшихся облучению, еще 65 миллионовчеловек в разных странах мира пострадали косвенно – через зараженные радиациейпродукты и воду.

Это – серьезное дело, заслуживающеепочтительного отношения. Под вечер я сообщаю секретарю редакции, что смогупосетить Чернобыль не раньше, чем в годовщину аварии, а до тех пор соберуматериалы, выслушаю мнения экспертов и посмотрю, какие меры предпринимаетбританское правительство. Шеф согласен.

Звоню Афине – она столько раз говорила, что еевозлюбленный служит в Скотланд-Ярде, что сейчас пришло наконец время попроситьего об одолжении, тем более что гриф секретности с материалов о катастрофеснят, да и СССР больше нет. Она обещает переговорить со своим «другом», нопредупреждает, что за успех не ручается.

Добавляет, что завтра уезжает в Шотландию, авернется только к собранию группы.

– Какой группы?

Группы, отвечает она. Неужели все это ужевошло в наезженную колею? Когда же мы сможем встретиться, поговорить, прояснитьвсе?

Но она уже дала отбой. Возвращаюсь домой,ужинаю в одиночестве, смотрю новости, заезжаю в театр за Андреа. Спектакль ещене кончился, и, к моему несказанному удивлению, в женщине на сцене я едва могуузнать ту, с которой прожил почти два года: в ее движениях появилось нечтозавораживающее, а произносимые ею слова обрели непривычную силу. Отчужденновглядываясь в эту незнакомку, я сознаю, что мне хочется, чтобы она была рядомсо мной, – и спохватываюсь: она ведь и так рядом.

– Ну, как поговорили с Афиной? – спрашиваю япо дороге домой.

– Хорошо. А что у тебя на работе?

Не хочет отвечать – меняет тему. Рассказываю освоем повышении, о командировке в Чернобыль, но она слушает без особогоинтереса. Мне начинает чудиться, что я теряю прежнюю свою любовь, а новой недобился. События, впрочем, идут своим чередом: по возвращении она предлагаетвместе принять душ, а затем мы оказываемся в постели. Но прежде она включила наполную громкость ту ритмичную музыку, которую мы слышали у Афины, и велела мнене думать о соседях – люди и так слишком озабочены из-за своих ближних и потомуживут вполнакала.

То, что происходит дальше, выше моегопонимания. Неужели женщина, которая с небывалой, дикой страстью занималась сомной любовью, наконец обрела подлинную природу своей сексуальности и помогла ейв этом —научила ее или разбудила – другая женщина?

Потому что, вцепясь в меня с невиданной преждеяростью, она повторяла без остановки одно и то же:

– Сегодня я – твой мужчина, а ты – мояженщина.

Так проходит около часа, в течение которого япознаю такое, на что никогда не отваживался раньше. В какие-то мгновения я дажеиспытывал стыд и едва сдерживался, чтобы не попросить ее остановиться, но онавсе равно бы не послушала, ибо шла на это осознанно. И мне оставалось лишьподчиняться, потому что выбора не было. Зато было очень любопытно.

Под конец я был в изнеможении, тогда какАндреа просто излучала энергию.

– Пока ты не заснул, хочу, чтобы ты знал. Еслипойдешь вперед, секс позволит тебе заниматься любовью с богами и богинями.Сегодня ты испытал это на себе. Я хочу, чтобы ты заснул, зная – я разбудилаМать, дремавшую в тебе.

Мне хотелось спросить: «Тебя научила этомуАфина?», но я не решился.

– Признайся – сегодня ночью тебе понравилосьбыть женщиной.

– Понравилось. Не знаю, как там дальше будет,но сегодня я чувствовал и страх, и ликование.

– Признайся – тебе всегда хотелось испытатьто, что ты испытал сегодня.

Но все же одно дело – подчиняться Андреа,сжимая ее в объятиях, и совсем другое – хладнокровно разбирать впечатления. И япромолчал, хоть и не сомневался в том, что ответ ей и так известен.

– Так вот, – продолжала она. – Все этопребывало во мне, о чем я и не подозревала. И еще была маска, которая упаласегодня, когда я была на сцене. Ты заметил что-нибудь особенное?

– Конечно. От тебя исходил какой-то особыйсвет.

– Это – харизма: божественная сила, котораяпроявляется в мужчине и в женщине. Сверхъестественное могущество, котороеникому не надо демонстрировать, ибо оно пробивает даже самых бесчувственных. Нопроявляется оно лишь после того, как мы останемся нагими, умрем для мира и воскреснемдля самих себя. Вчера вечером я умерла. Сегодня, выйдя на сцену, увидела, что вточности осуществляю свой выбор, и возродилась из пепла.

Ибо я всегда пыталась быть собой, пыталась, дане могла. Всегда хотела производить впечатление на окружающих, вела умныеразговоры, не огорчала родителей и в то же время – шла на любые ухищрения,чтобы суметь делать то, что нравится. Я всегда торила себе путь с кровью, сослезами, напрягая всю силу воли, – а вчера поняла, что поступала неправильно.Моей мечте ничего этого не нужно: она требует лишь, чтобы я предалась ей, аесли покажется, что страдаю, – стиснула зубы. Потому что страдание пройдет.

– К чему ты все это говоришь мне?

– Погоди. Проходя тем путем, где страданиекажется единственным правилом, я боролась. За то, что никакой борьбы не стоит.Это же как любовь: либо она есть, либо нет, и тогда никакой силой ее непробудить.

Мы можем притвориться, что любим. Можемпривыкнуть друг к другу. Можем испытывать дружеские, родственные чувства, бытьво всем заодно, создать семью, каждую ночь заниматься сексом и даже получатьнаслаждение, и все равно – постоянно ощущать какое-то зияние, пустоту, нехваткучего-то очень важного. Так во имя чего я изучала все тонкости отношений междумужчиной и женщиной, зачем билась за то, что не стоит таких усилий?.. В томчисле – и за тебя.