— Но…

Хлопаю глазами на торопливо закрывающуюся за Зотовым дверь, успев уловить напоследок его виноватый взгляд.

— Постель мне сейчас принесут. И вещи тоже. А пока закажи ужин, я проголодался.

— Ужин? — я окончательно впадаю в ступор. — Сюда?

— Почему нет? Ася, будешь шоколадные колечки?

— Да!!

— Никакого шоколада на ночь! — тут же взрываюсь я, позабыв обо всём остальном. — Она и так слишком активна, — возмущенно шиплю на Заира, в слабой попытке оправдаться за то, что влезаю в воспитание чужого ребёнка. — Я еле переломила эту тенденцию, а Вы мне всё портите!

— О, как, — Тураев с видом оголодавшего людоеда потирает себе живот, глядя на меня из-под полуопущенных век. — Ладно, тогда сама выбирай.

Он не возражает, надо же!

— Ася, — заявляю я твёрдо, — Салат, омлет и творог.

— Ну, тёть Лин…

— А колечки завтра после сиесты.

— Ладно. Только творог с бананом и орехами!

— С бананом без орехов. Заир?

— Мне мясо. Я не обедал.

— Бифштекс с рисом, сладким перцем и помидорами пойдёт?

— Двойной.

— Что ж. Это ваш желудок.

Иду к телефону, делаю заказ, добавляя от себя ещё пару лёгких блюд, и понимаю вдруг, что меня только что очень технично обвели вокруг пальца.

А в это время у Заира звонит сотовый, но он, почему то, сбрасывает вызов.

Глава 30. Заир/Линара

Заир.

Человек не рождается смельчаком. Он приходит в этот мир голым и беспомощным, и страх помогает ему выжить. Взрослея, человек старается победить свой страх, взять под контроль, работая над этим всю оставшуюся жизнь, однако, не переставая испытывать его. Иногда страх всё же берёт над нами верх. Вот, как сейчас. Я испугался сказать ей: «Прости, это была ошибка». Сказав такое, назад дороги не будет. А я не хочу. Не могу. Не готов. Завтра.

Одна ночь рядом с ней. А потом всё.

Я дал слово Зотову.

Поэтому сижу сейчас здесь, на полу, под дверью их спальни. Она тоже не спит, я знаю. Слышу, как ворочается, как вздыхает. Прости, что заварил эту кашу. Прости, что не сдержался. Но нет на свете силы, что удержала бы меня от того поцелуя. Я должен был, я не мог иначе. Это как сделать вдох после длительного пребывания под водой. Я сейчас, кажется, начинаю понимать тебя, твой фетиш с нырянием. Получить этот первый вдох — это как получить шанс жить дальше. Что может быть ценнее? Что может быть желаннее и правильнее?

Сегодня, глядя на тебя там, на крыльце, когда ты смотрела в вечернее небо, кутаясь в серо-розовую шаль, я хотел остановить время. Вот бы было так всегда, думал я. Ты, я, Аська, дом, небо над головой. И снова ты.

Почему мы тогда разминулись? Почему я не разглядел тебя в тот день, у Шамиля? Ведь ты была так близко. У меня бы не было Нисар, у тебя бы не было Мансурова. Меньше ошибок. Меньше горечи и боли. Сожалений.

А теперь поздно. Марина трезвонила весь вечер. Отписался ей, кое-как успокоил. Завтра. Всё завтра. Сейчас я здесь, с тобой. Со своими глупыми мечтами о недостижимом. И даже так мне хорошо, потому, что вы обе рядом — ты и Аська. Пусть за дверью, пусть только на несколько часов, но и за это я готов благодарить судьбу.

У меня только эта ночь. Хочу продлить её, как можно дольше.

А, пока, спой мне, Линара. Спой, как ты пела Аське, укладывая её спать. Как там?

Волна на берег накатилась,

За тучкой Солнышко укрылось,

На землю тишина спустилась, спи, баюшки-баю…

Линара.

Ещё одна такая ночь, и меня к неврологу можно записывать. Слава Богу, уже утро. Встаю. Поправляю на Аське одеяло, накидываю халат, беру плед, и осторожно выхожу из спальни.

Я знала, что Заир всю ночь просидел перед нашей дверью — слышала его. Много раз порывалась встать и прогнать. Или обнять, прижать к себе, и никогда не отпускать. Но никак не могла решиться ни на то, ни на другое, поэтому продолжала лежать и слушать, как он вздыхает, ворочается, что-то тихо бормочет про себя. Сама тоже глаз не сомкнула, естественно.

Опускаюсь перед ним на колени, осторожно укрываю пледом широкие плечи, которыми он подпирает стену. Как можно спать в такой позе? Ведь наверняка всё тело болеть будет.

При неверном утреннем свете позволяю себе, наконец, разглядеть его красивое, мужественное лицо, хмурое даже во сне. Хочется дотронуться до этих густых бровей, расправить пальцами глубокую складку между ними, стереть тень усталости под глазами. Собственно, я так и делаю, только не касаясь его: кончиками пальцев, по воздуху, обрисовываю скулы, губы, подбородок, с уже отросшей за ночь щетиной. Зря он остался: измучил меня, измучился сам. Чего добился? Не понимаю. Себя понимаю, а его нет. Быть может, если бы мы поговорили…

Ладно. Пусть поспит еще немного.

Встаю. На цыпочках прокрадываюсь на кухню, варю себе крепкий кофе — без кофе мне сейчас никак, и иду на патио.

Туман укутывает сад. Над бассейном клубиться пар, но восходящее солнце скоро разгонит его. После вчерашнего шторма в воде полно мусора и опавших листьев. Снова вспоминаю, что уже ноябрь. Становится одновременно и грустно, и светло на душе.

Я сниму с себя ночь, и надену прозрачный рассвет,

Расплету тишину, и вплету в свои косы прохладу,

Я умоюсь росой, спелых яблок вдыхая букет,

Распахну настежь дверь, и впущу в свою душу отраду.

Я обуюсь в траву, и накину на плечи туман,

Обмотаюсь шарфом из меланжа зари с перламутром,

Улыбнусь синеве, и бредущим по ней облакам,

И шагну за порог в это дивное, дивное утро.

— Линара!

— Ащщщ… — шиплю от досады, проливая на себя горячий кофе.

Вот уж никак не ожидала услышать здесь этот голос! Отряхиваю рукой халат, но пятно уже расползается по белоснежной махровой ткани. Оборачиваюсь.

Строевым шагом, стуча по мощеной дорожке высоченными каблуками, ко мне приближается женщина, которую я многие годы, с переменным успехом, то ненавидела, то жалела. В паре метре от неё замечаю крупного мужчину, такого волосатого, что он напоминает мне гориллу. На нём строгий чёрный костюм, который едва не трещит по швам на его массивных плечах. Тяжёлая артиллерия, подумала я, вставая со своего хлюпенького стульчика.

— Роксана Давидовна? Какими судьбами?

— Здравствуй, Линара. Я приехала за Асей.

Так вот, значит, кого ждал Зотов! Я ему тут соловьём разливаюсь о своих подозрениях, а он, получается, уже всё знал! Конспиратор