— Представь меня, Заир.

— Господин Челик. Марина, моя… близкая подруга.

— Очень приятно.

— Что эта женщина здесь делает?

Мы оборачиваемся на сердитый окрик и приближающуюся к нам троицу: Роксана решительно выступает вперёд, Линара с Аськой немного отстают от неё. А я, затаив дыхание, залипаю на улыбке Линары, которая вдруг каменеет, словно из неё уходит жизнь. Она знает. Знает, кто такая Марина. О, чёрт!

— Роксана, прояви уважение, — Юсуф дружелюбно подмигивает нам с Мариной. — Эта женщина, возможно, будущая мачеха твоей внучки.

Марина вспыхивает, Роксана бледнеет, а я, пропуская мимо ушей провокацию Юсуфа, смотрю только на Линару, глаза которой сначала окатывают меня кипятком, но постепенно холодеют, холодеют, становясь далёкими и недосягаемыми, как звёзды. Почти физически чувствую, как она отдаляется от меня, уходит, захлопывая между нами двери. Я теряю её. Здесь и сейчас мой мир рушится. И не только мой. Прости… Прости, маленькая. Я не хотел, чтоб так…

Линара.

Слишком шумно.

— …Раз уж все здесь собрались, я предлагаю отправиться в мой дом, и отпраздновать знакомство. Прямо сейчас. Что скажешь, Заир?

Звон в ушах нарастает. Картина передо мной превращается в какой-то несуразный калейдоскоп с массой разноцветных осколков из стекла. Осколки кружатся, перемешиваются между собой и никак не могут сложиться в единый, осмысленный узор…

— …Линара! Собери вещи, мы едем в гости к твоему дяде…

Заир пытается поймать мой взгляд, его губы шевелятся, но я не разбираю слов. Отворачиваюсь, улыбаюсь Роксане, что-то отвечаю ей невпопад, иду куда-то. Слишком шумно…

— Здравствуйте, Линара, я Марина…

Мозг фиксирует чьи-то чужие голубые глаза — цепкие, холодные, оценивающие. Они преследуют меня, не отпускают. Дыши, Линара, дыши. И улыбайся, чёрт возьми. Ты должна! Только вот зачем? Не знаю…

— …Тётя Марина! А ты привезла мне Барби в шубе?..

— …Я вызвал ещё машину, а то в одной мы все не поместимся…

Мне надо уйти отсюда, здесь слишком тесно, слишком много острых осколков, они режутся, впиваются, дышать больно…

— … Линара! Линара, ты слышишь меня? Я сказал вещи…

— Слышу.

Вещи. Конечно. Надо собрать вещи. Мои ноги чётко вышагивают по дорожке, хотя я их и не чувствую. Заворачивают направо, поднимаются по ступенькам. Хорошие у меня ноги, на них можно положиться…

— Линара!

— Привет, Жень, — ему я тоже улыбаюсь и прохожу мимо. Почему-то меня не удивляет его присутствие в коттедже. Захожу в спальню, достаю чемодан.

— Что ты делаешь? — Женя стоит в проёме двери, смотрит на меня с подозрением.

— Собираю вещи.

— Зачем?

— Уезжаю. Всё кончено. Всё же кончено? Теперь я могу уехать.

Методично и планомерно я вытаскиваю из шкафа вешалки, снимаю с них одежду и аккуратно складываю в открытый зев чемодана.

— Линара… Подожди, брось это. Иди сюда…

Евгений выхватывает у меня очередную вешалку, берёт за руки, заводит обратно в гостиную и усаживает на диван.

— Вот, присядь здесь, ладно?

— Ты чего, Жень?

Мне становится смешно. Я начинаю хихикать, как ненормальная — ну, правда, у него такое испуганное лицо, что я просто покатываюсь со смеху! А он мягко мнёт в руках мои пальцы — они действительно какие-то холодные, ледяные просто.

— Сиди здесь, никуда не уходи, — говорит Женя. — Я сейчас.

Ну, сижу. Почему бы и не посидеть? Здесь хорошо, тихо. Прислоняюсь затылком к мягкому подголовнику, закрываю глаза, продолжая кружиться в дурацком калейдоскопе. Сейчас бы в море, покачаться на волнах, а потом в глубину. Но чтобы обязательно вынырнуть. Обязательно вынырнуть.

— Вот.

Женя суёт мне в ладонь стакан с какой-то жидкостью. Вокруг распространяется резкий запах спиртного.

— Что это?

— Пей.

Послушно выпиваю до дна. О! Отличный коньяк. Морщусь, чувствую, как тепло разливается по всему телу. Глубоко вдыхаю и выдыхаю. Калейдоскоп, наконец, притормаживает, и все предметы вокруг возвращаются на свои места, приобретая нормальный вид. Но вместе с тем я начинаю ощущать такую тяжесть, будто меня придавливает к земле могильной плитой.

— Сигареты есть? — спрашиваю хриплым голосом, утыкаясь лбом в кулак, и упираясь локтём в коленку.

Евгений мнётся, но, всё же вытаскивает пачку из кармана вместе с зажигалкой, и присаживается передо мной на корточки, пытаясь заглянуть в опущенное лицо. Я закуриваю, судорожно затягиваюсь. Горький дым проскальзывает в лёгкие, смешивается с острой болью внутри меня, и я выдыхаю эту ядовитую смесь в потолок. Вроде как даже легче становится.

— Ты откуда родом, Жень?

— Из Пскова.

— Ааа…

— Ты как?

Как? Как обухом по голове, вот как. Значит, Марина всё это время была здесь, с ним, а я… Ой, дурааа… Сражаюсь с очередным приступом смеха. Я вполне осознаю, что это истерика, и стараюсь не поддаться ей. Но, чёрт, как же трудно-то…

— Прорвёмся, Жень, — подмигиваю Евгению, на что он только ещё больше хмурится.

Слышу тяжёлые шаги в коридоре. Знаю, что это Заир, поэтому спешу опустить глаза в пол — не хочу смотреть на него.

— Выйди, Смирнов, — отдаёт приказ Тураев. — И проследи, чтобы нас никто не беспокоил минут десять.

Евгений шебуршит, недовольно кряхтит, вставая с корточек, вздыхает, но, в конце концов, оставляет нас одних.

Заир подходит ко мне вплотную. Я молчу. Любуюсь его легкими мокасинами ручной работы. Делаю очередную затяжку. Вдруг сигарету выдёргивают из моих рук. Как есть, тлеющую, Заир сминает её в кулаке, перетирает, словно сухой лист, а затем отшвыривает в сторону. Поднимаю на него пустые глаза, смотрю снизу вверх.

— И к чему эта демонстрация силы и воли, Заир Самирович?

— К тому, что ты не куришь больше.

Его взгляд из-под полуопущенных век давит, как та самая плита. Губы плотно сжаты. Этот человек чужой для меня. Я его не знаю. И знать не хочу.

— Что-нибудь ещё?

— Сейчас идёшь и собираешь вещи Аси, и мы едем к твоему дяде. Машина уже ждёт.

Скрещиваю руки на груди, без интереса рассматриваю его.

— Знаете, а я к вам в прислуги не нанималась.

— Ты не прислуга, ты член семьи. И сейчас семья должна быть вместе.

Хмыкаю.

— Эта та самая семья, которая выгнала меня из дома, навесив позорные ярлыки? А теперь дерётся из-за маленького ребёнка, как кошка с собакой? Нет, не желаю. Пусть остаётся, как было: я не знаю вас, вы не знаете меня. Мы друг другу ничего не должны.

— Ты всё еще должна Асе. Ты взяла ответственность за неё. И, хочешь ты того, или нет, но ты её тетя.

— У неё теперь Большая-тётя-Марина тётя. И бабушка с дедушкой есть, и папа. Где-то там ещё мама болтается, — я небрежно машу рукой, словно мошку отгоняю. — Так что