– Вот так это для тебя просто, Анита? Что случилось, тослучилось, разберемся и дальше пойдем?

Я подумала над его словами и кивнула.

– Да, потому что так должно быть. Моя жизнь неоставляет места для смакования несчастий и даже для нравственных угрызений.Роскоши сомнения в себе я тоже не могу себе позволить – по крайней мере, втакой степени.

– Роскошь, – повторил Ричард. – Анита, это нероскошь, это мораль. Это совесть. Не предмет роскоши, а то, что отличает нас отзверей.

Так, опять с того же места, – подумала я. А вслухсказала:

– Ричард, у меня есть совесть, и свои моральные правилатоже есть. Сомневаюсь ли я иногда, не стою ли на стороне зла? Да, иногда бывает.Думаю, не распродаю ли душу по частям ради выживания? Да, иногда думаю. –Я пожала плечами. – Такова цена за жизнь в реальном мире, Ричард.

– Это не реальный мир, Анита. Не обычный будничный мир.

– Нет, но это наш мир.

Я стояла к нему лицом, почти на расстоянии прикосновения. Ондержал себя в руках: его сила лишь слегка ощущалась в воздухе теплой тяжестью.

Он взмахнул руками, обводя гостиную:

– Не хочу я здесь быть, Анита! Не хочу жить там, где уменя выбор: либо делиться тобой с другими, либо будут погибать люди! Не хочутакого выбора!

Я вздохнула, показывая, что я устала, что мне грустно и чтомне очень жаль.

– Было время, когда я с тобой согласилась бы, нокое-что в моей жизни мне очень нравится. Я ненавижу ardeur, но то, что принесон в мою жизнь, я принимаю с радостью. Мне бы хотелось попробовать жизнь забелым штакетником, но вряд ли даже без ardeur'а и вампирских меток она бы мнепонравилась.

– А я думаю, что да.

– Ричард, кажется, ты меня не видишь. Не видишь, кто я.

– Это ты мне говоришь? Если я не закрываюсь щитами, ядаже сны твои вижу и кошмары тоже.

– Но ты все еще пытаешься запихнуть меня в коробку,которая мне была не по размеру, еще когда мы только познакомились. И себя тытоже пытаешься упихнуть в ящик, где половина тебя не поместится.

– Неправда, – замотал он головой. – Неправда.

– Какое из утверждений? – уточнила я.

– Мы бы смогли, нашли бы наш вариант с белымштакетником, если бы не он.

Ричард показал на Жан-Клода.

Жан-Клод сидел с совершенно безмятежным, непроницаемымлицом, будто боялся хоть слово произнести.

– Не надо переваливать наши трудности на Жан-Клода.

– А что? Ведь это правда. Если бы он оставил нас впокое, не поставил бы на нас своих меток…

– Тебя бы уже на свете не было.

– Что? – Ричард наморщил брови, глядя на меня.

– Без дополнительной силы меток Жан-Клода ты бы никогдане смог убить Маркуса и взять власть в стае.

– Неправда.

Я посмотрела на него пристально:

– Ричард, я там была. Это правда. Ты был бы мертв, а я быпродолжала спать одна, в компании мягких игрушек и пистолетов. Ты бы погиб, а ябы умерла душой, умирала от одиночества, не только потому, что не было бы тебя,а потому что жизнь моя была пуста. Как у многих и многих, кто делает работуполицейских. Я и моя работа – это было одно и то же, ничего сверх у меня небыло. Жизнь моя была полна смертей и ужасов, и попыток опередить, предупредитьследующий ужас, и я проигрывала эту битву, Ричард, теряла себя задолго, задолгодо того, как Жан-Клод меня пометил.

– Я тебя просил оставить работу в полиции. Я говорил,что она тебя сжирает.

Я покачала головой:

– Ричард, ты меня или не слушаешь, или не слышишь.

– Может, я не хочу тебя слышать, а может, я прав, и этоты не слушаешь.

Нас разделяло два фута, но с тем же успехом это могли бытьтысячи миль. Есть расстояния, состоящие из куда более труднопреодолимых вещей,чем какие-то там мили. Мы смотрели друг на друга через бездны непонимания,страдания, – и любви.

Я попыталась в последний раз.

– Допустим, что ты прав. Допустим, что Жан-Клод оставилнас в покое, и возникла эта твоя идиллия. Все равно я бы не оставила работу вполиции.

– Ты же сама только что сказала: она убивала тебя, этаработа.

Я кивнула:

– Если что-то сделать трудно или тяжело, это еще незначит, что ты этого делать не станешь.

Мне показалось, что тут я заговорила не только о полицейскойработе.

– Ты же сказала, что я прав?

– Я сказала: допустим, что ты прав. Допустим, что безЖан-Клода мы нашли бы способ. Но мы привязаны к нему, Ричард. Мы – триумвиратсилы. Что изменилось бы, будь жизнь иной – на самом деле не важно.

– Как ты можешь так говорить?

– Потому что важно другое, Ричард: мы имеем дело среальностью – сейчас, сию минуту. Есть вещи, которых не вернешь, и мы всевместе должны постараться как можно лучше распорядиться тем, что в нашей жизниреально.

Лицо его заледенело от злости. Терпеть я не могу, когда унего такое лицо, потому что оно и пугает – и красивее, чем когда-либо, и все,что отвлекает взгляд от этой изумительной красоты, будто ветром сдувает.

– И что в нашей жизни реально?

Сила его потекла по комнате горячей водой, горячей, чем вванну наливают. Охранники стали неловко переминаться с ноги на ногу.

– Я – человек-слуга Жан-Клода. Ты – зверь его зова. Мы– триумвират силы. Этого нам не переменить. Мы с Жан-Клодом оба – носителиardeur'а. Нам обоим нужно питать этот голод, и это не изменится.

– Я думал, ты надеялась научиться питаться нарасстоянии в клубах, как делал Жан-Клод при власти Николаос.

– Это наносило ущерб его силе, чего и добивалась тогдаНиколаос. Я не собираюсь делать нас инвалидами в смысле магии из-за собственнойзастенчивости. Хватит прятаться, Ричард. Ardeur есть и останется, и мне нужноего питать.

Он мотнул головой:

– Нет.

– Что нет?

Он сбросил щиты – не знаю, намеренно или эмоции взяли надним верх. Как бы там ни было, я вдруг услышала все его мысли громче колоколов.Он думал, что когда я возьму ardeur под контроль, то брошу Мику и Натэниела ижить буду с ним. Останусь с ним. Он все еще надеялся – вполне серьезно! –что мы когда-нибудь станем милой моногамной парочкой.

Секунду всего это было, но его упавшие щиты сорвали и мои, ион ощутил мое потрясение. Мою неспособность поверить, что он до сих пор думает– всерьез! – о том, что такое может быть.

Я почувствовала возникновение очередной мысли и попыталасьпомешать ему, или закрыть от Ричарда, но слишком бушевали эмоции, и я неуспела. А мысль была такая: «Даже если я беременна, все равно ничего такого неполучилось бы».