– Я своим поцелуем правлю по-старому. Он мой сын,старший. Если он не может освободиться от вампира, который даже не мастер…

Он не договорил.

– Ты его заставляешь постоянно заслуживать своеместо, – сказал Жан-Клод.

Сэмюэл кивнул.

Я никогда не слышала о таком правиле, и так и сказала:

– Я не знала даже, что такое правило есть.

– Это нечто вроде выживания наиболее приспособленных,ma petite. Если Самсон недостаточно силен, чтобы освободиться, или избежатьхитростей Валентины, он меньше будет стоить в глазах своего мастера. Такнекоторые мастера городов отделяют сильных от слабых. Тех, кто не выдерживаютиспытания, понижают в ранге, меняют в другие земли, убивают. – Он говорилспокойно, просто излагая факты, но я слишком хорошо его знала, чтобы не уловитьлегкий тон неодобрения. – Очень мало американских мастеров правят сейчастак в своих землях.

– Я старше других американских мастеров, – заметилСэмюэл.

Я посмотрела на Жан-Клода, он на меня.

– Но она – наш вампир, а мы по этому правилу не живем.

Ричард чуть прижал меня к себе, будто боялся того, что яспособна сказать или сделать.

– Если его отец заявляет, что Самсон должен вырватьсяиз-под ее взгляда самостоятельно, значит, так и должно быть, но мы напомнимвсем нашим вампирам, что подчинять взглядом в нашей стране незаконно. Этосчитается принуждением.

Произнося эти слова, Жан-Клод смотрел на Валентину.

Она надула губку и крепче прижалась к Самсону. Он обнял ее,будто в ответ на ее жест – а может быть, это она его заставила. Если она егодостаточно подчинила, то слова не нужны, чтобы им командовать, а мы влиплиглубже, чем я думала. Дело в том, что если вампир подчинит тебя достаточносильно, то он тобой владеет. Такой вампир может призвать свою жертву в любоймомент. Встать под твоим окном и вызвать тебя в ночь. Черт, некоторые из нихдаже могут призвать своих жертв как лунатиков, через весь город. И еслиВалентина подчинила его, он даст ей кровь, как только она захочет. У него небудет выбора.

Не знаю, что бы я сделала, но вдруг в комнате появиласьновая энергия. Воздух посвежел, в нем появился едва уловимый запах соли и моря.У Самсона прояснились глаза, исчез этот непонимающий, зачарованный взгляд.Карий цвет глаз отца сменился агатовой чернотой глаз матери. Он глядел насидящее у него на коленях вампирическое дитя, и на лице его было выражение,которое я уже видела: на молодом лице десятилетия мудрости, не соответствующиевнешности. И сейчас по этому взгляду, устремленному на Валентину, виден былкаждый день из этих прожитых семидесяти лет. И видно, что он не большедвадцатилетний обыкновенный парнишка, чем Валентина – дитя.

Он попытался снять ее с колен, но она вцепилась в него, изовсех сил притворяясь ребенком.

– Самсон, ты меня совсем не любишь?

Он покачал головой:

– Нет, – ответил он. – Не люблю.

Она надула губки, даже сумела слезы изобразить, будто онзадел ее чувства. Может, и задел – Валентину черта с два поймешь.

Он оттянул ее от себя и твердо поставил на пол.

– Второй раз ты меня не обманешь, потому что я ощутилтвой разум. Ты не дитя, Валентина. Ты думаешь не так, как дитя. – Онпередернулся, потер руки, ладонями от плеч вниз, будто очищая их от ощущения,где они ее касались. – Я видел, что ты хотела со мной сделать. Хотела меняубедить, будто я хочу, чтобы ты это делала со мной. – Его сновапередернуло. – Твой ум начал хотеть вещей, которых не позволяет возрасттвоего тела. Боль для тебя – замена секса.

Она уперла руки в боки, топнула ножкой.

– Не знаю, о чем ты говоришь. Наверное, это ты самтакого хочешь. – И она обернулась к Жан-Клоду: – Мастер, можешь ли тынайти среди наших гостей кого-нибудь, кто даст мне сделать ему больно? Ясоскучилась.

Сказала она это так, будто никакого противоречия не было:объявить Самсона извращенцем, а потом попросить именно то, в чем он ее обвинил.

Жан-Клод вздохнул:

– Ашер, не будешь ли ты так добр отвести ее кБартоломе?

Ашер поднялся из кресла, где сидел почти неподвижно во всехэтих разборках. Но Натэниел его опередил:

– Я ее отведу.

Все обернулись к нему. Он улыбнулся:

– У вас с Сэмюэлом разговор о вампирских делах. Ашерздесь будет полезнее, чем я.

Он подошел к нам попрощаться, и Мика отодвинулся с дороги,пропуская его ко мне. Ричард все еще обнимал меня за плечи, и рука егонапряглась, будто он хотел отодвинуть меня прочь от Натэниела.

Натэниел коснулся его руки, и Ричард застыл. Сила егохлестнула молнией, как плеть по коже.

– Ай, Ричард! Блин, это же больно! – вскрикнула я.

Натэниел поежился:

– И правда, больно.

Но в голосе его не было жалобы.

– Назад, – сказал Ричард, и в голосе его чутьслышалось рычание. Он контролировал свою силу, чтобы она меня не обожгла, ноэто было как льнуть к горячей печке, когда знаешь, что очень скоро она ещесильнее жарить начнет.

Натэниел улыбнулся и протиснулся мимо нас, прижимаясь грудьюк руке Ричарда. Тот отодвинулся, но попытался отодвинуть и меня, а я, честноговоря, не хотела оказаться в середине. Поэтому я остановилась, но Натэниел былтак близко, что шагнуть вперед я тоже не могла. У Ричарда был выбор: поднятьменя, или передвинуть, сделав мне больно, или отпустить, или отодвинуться безменя, или остаться где стоял, и чтобы Натэниел к нему прикасался.

Он пытался отступить назад, а я не хотела двигаться с места,а Натэниел просто смотрел на нас с расстояния в дюйм. Ричард не хотелотодвигаться без меня или оставлять меня одну с Натэниелом. Символично былотак, что словами не передать.

Натэниел заговорил тихо, не отводя лавандовых глаз от лицавервольфа. Его грудь почти прижимала ко мне руку Ричарда.

– Ты как пес, метящий территорию. Может, тебе на Анитупоссать – пусть все знают, что она твоя?

Я застыла – ничего хорошего это не сулило.

Ричард зарычал низко и глубоко – звук завибрировал у меня покоже, по телу Натэниела. Мы оба вздрогнули – пожалуй, по разным причинам.

– Прекратите оба! – велела я.

– Она не кость, которая может достаться толькоодному, – сказал Натэниел.

Ричард снова зарычал, и на этот раз его сила хлопнула по мнеплоским электрическим ударом. Мы с Натэниелом сказали одновременно: я –«больно!», он – «м-м-м!»

– Ну ты, извращенец! – почти выкрикнул Ричард.

– Может быть. Но этот извращенец готов сделать длялюбимой женщины и своего ребенка то, чего не сделаешь ты.