Изрядно покряхтев, я сел на диване. Заскрипели изношенные пружины. Организм отозвался головокружением и тошнотой. В комнату вошел Маляр. Он был одет в неизменную камуфлированную куртку, в одной руке держал зажженную беломорину, в другой – кружку, над которой клубился кипяточный пар.

– Оклемался?

Меня передернуло от его голоса – в моей несчастной голове он отозвался точно выстрел из дробовика.

– Я все-таки до тебя дошел?..

– Ишь, шустрый какой – дошел он! – усмехнулся Маляр. – Тащить мне тебя пришлось на своей поломанной спине. Слышу – под окном суета какая-то началась, выглянул – там ты. Лежишь, сам с собой разговариваешь. Голова кружится?

– Ага…

– Тошнит?

Я кивнул. Он протянул кружку.

– Пей.

– Что это?

– Отвар алтайских трав. Должен помочь.

– Горячо же…

– В том-то и суть.

Я сделал глоток и охнул:

– Я обжегся!

– Баба, что ль? Пей, пока не остыл! Я завтрак приготовлю.

– Какой, на хрен, завтрак, Маляр… Я тебе от одной этой водички весь ковер облагорожу.

– Когда допьешь, станет получше. Главное – все осушить, до последней капли.

Он скрылся на кухне. Мне не оставалось ничего другого, как продолжить цедить напиток, чернотой очень напоминавший чифирь. Справедливости ради замечу: бодяга реально помогла. К тому моменту, как я выдул полкружки, тошнота отступила, а с последними глотками ушло и головокружение.

Я скинул плед, осторожно поднялся на ноги. Вопреки опасениям, давление не шибануло по вискам, а колени не дрогнули. Я покрутился перед зеркалом допотопного трельяжа, осматривая отражение. Тело оказалось покрыто ссадинами и синяками, заработанными, по-видимому, при многочисленных падениях. Странно, что в этот раз голова осталась практически целой. Научился беречь, что ли?

Одежда, аккуратно сложенная, лежала на стуле возле дивана. Я влез в джинсы, накинул футболку, прошел на кухню. На старенькой газовой плите трещала глазунья, Маляр нарезал овощи.

– Получше стало? – не оборачиваясь, спросил он.

– Стало. Из каких таких трав ты чаи бодяжишь?

– А-а-а, это семейный рецепт. Ему меня еще дед по матери научил. Вот кто действительно умел людей на ноги ставить.

Я опустился на стул. Энергии в теле пока было маловато. Маляр поставил на стол передо мной тарелку с яичницей, чашку с овощами, хлеб. Сам сел напротив, смачно раскурив беломорину. Я подумал, что этого мужичка можно смело снимать в рекламе табачных изделий, и накинулся на завтрак. После выпитого чая начал разыгрываться аппетит.

– Где на этот раз тебе перепало? – поинтересовался Маляр.

– В «Марте», – буркнул я, не отрываясь от трапезы.

– В этом борделе? Там-то ты что забыл?

– Отрабатывал заказ клиента.

– Не приглянулся одной из девчонок?

– Я без понятия, что произошло. Мне резко поплохело, я попытался уйти – пришлось покувыркаться на лестнице. Отсюда и свежие синяки.

– А я не про них говорю.

Впервые за разговор я поднял на художника глаза.

– Раны на теле – это ерунда. Поболят да пройдут. Кто-то здорово надругался над твоим энергетическим каркасом. Дырок наделал – сила из тебя во все стороны убегала. Пришлось применить акупунктуру и другие приемы, чтобы залатать.

– Ты знаком с акупунктурой? – недоверчиво спросил я.

– Немного.

– Откуда?

– На киче люди разные встречались. Кое у кого было чему поучиться.

– Ясно, – кивнул я и продолжил трапезничать.

– Тот, кто тебя покорежил, был силен. – Художник сделал затяжку и спросил, как мне показалось, с некоторой издевкой в голосе: – Неужели ты его не почувствовал?

– Биолок много чего фиксировал… Наверное, не смог растолковать предупреждение.

– Так зачем все же ты туда поперся?

Я поколебался. С одной стороны, существовала такая штука, как профессиональная этика, – я не имел ни малейшего права посвящать посторонних лиц в дела клиентов. С другой – речь шла о Маляре. Он уже здорово помог мне советом в ситуации со школой «Гретель». Да и, положа руку на сердце, Маляра можно назвать единственным, кто до конца понимал меня, понимал, через что я прохожу, с чем мне приходится уживаться. Многие факторы делали необычного художника ценным союзником, на которого я бы хотел полагаться в дальнейшем. Казалось, суровый дядька в армейской куртке не может не заслуживать доверия.

Я аккуратно пересказал самую суть нового дела – без явок и паролей. Но о странных происшествиях в отеле «Марта» выложил все подчистую. Когда я умолк, Маляр докурил папиросину.

– Сам-то какого мнения по поводу «кокона» на девчонке? – спросил художник и потушил бычок в переполненной тарелке-пепельнице.

Я пожал плечами:

– Возможно, она телепат и пыталась таким образом отгородиться от происходящего. А когда я начал ее сканировать, отвесила мне ментальную пощечину.

– Любопытно. Но твой клиент упоминал, что поведение резко изменилось у всех девочек разом, так? Они что, все вдруг стали телепатами?

– Твоя версия?

– Версия… – Маляр поднялся из-за стола, взял блюдце, вытряхнул в мусорное ведро. – Версии – у следаков. У меня – предположения.

– Ладно-ладно… Твои предположения?

– Я полагаю, телепат в «Марте» действительно завелся. Только не из числа тружениц. Он зачем-то на них воздействует, а когда ты пытался просканировать Жанну, телепат это учуял и отправил тебя в нокдаун.

Я покачал головой:

– Маляр, я такие глюки словил. Саяра, братья Шеллины… Я вижу мертвых людей.

– Даже так?

– Нет. Не совсем… Это вообще цитата. Из фильма «Шестое чувство».

– Откуда?

– Проехали… Но Бетреддинова с Шеллиными – они были такими реальными!

Маляр скрестил руки на груди, уставился на меня с очень серьезным видом.

– Что-нибудь говорили?

– Да. Обвиняли меня в своей гибели.

– Больше ничего? – дотошно уточнил собеседник.

– Вроде нет. А что? Думаешь, это были не глюки? Я действительно вижу мертвецов?!

– Кто знает, на что горазд твой локатор. Тебе приходилось убивать до той ночи в «Гретель»?

– Нет.

– Ты же служил в ГРУ…

– Да, и участвовал в паре передряг, но… Честно говоря, я так ни в кого и не попал.

Короткие брови Маляра поползли вверх.

– Стрелял – и не попал?