– Сейчас, вамо, – сказал Волкодав.

Питьё отвлекает, заставляет человека думать ещё о чём-то,кроме своих страданий, и тем помогает если не успокоиться, то хоть немного собратьсяс мыслями. Служанка вернулась из погреба и поставила перед Волкодавомзапотевшую кружку. Волкодав пододвинул её женщине:

– Пей.

Старуха безучастно взяла кружку и поднесла к губам.

– …и вот тогда-то она и спустила на нас своихвеннов, – достиг ушей Волкодава громкий и слегка хмельной молодой голос,донёсшийся из глубины корчмы, оттуда, куда уже не доходил дневной свет издвери, лишь жёлтое мерцание масляных светильничков на длинных полицах постенам. Голос был знакомый, и Волкодав сразу насторожился. Другое дело, онничем этого не выдал и не стал оборачиваться.

– Сущие зипунники, – продолжал говоривший. –Пять или шесть рыл, каждый – трёх аршин ростом и в плечах полтора. Чтоб мне,если вру!.. И где только таких набрала!.. Ну, то есть мы их сперва разбросали,да потом сразу два облома меня за руки взяли, а третий прямо в глаз ка-ак…

Это был один из возчиков. Тот, которому Волкодав вернулотобранный нож. Не очень понятно, зачем вообще ему понадобилось хвастатьсябесславно оконченной дракой. Тем более, если он спьяну принял одного противниказа пятерых. Но вот то, что двое ВЕННОВ якобы держали его за руки, а третийкалечил беспомощного кулаком…

Парень между тем вовсе отпустил вожжи.

– Тогда они у меня добрый нож и отняли, – поведалон слушавшим. – Мужики они, ясно, здоровущие, только я им всё одно носнатянул. Сила силой, а и умишко надо иметь. Прихожу я, значит, на другой день,отыскиваю вожака ихнего… Сказать вам, что он там делал? Плевки наши на полуподтирал…

Дружный хохот сопроводил эти слова.

– Так вот, подхожу я этакой скромницей и ну ему свиньюза бобра продавать: нож, мол, батюшкин, от родителя перешёл. Смилосердствуйся,стало быть, не дай от срама погибнуть. Он, простота, тут же сопли распустил иего мне из своей конуры бегом назад вынес. Хоть бы посмотрел, умапалата, – нож-то новёхонький…

На сей раз хохот вышел пожиже. Не все в Галираде успелизабыть, как надо стыдиться родителей, не всем выходка возчика показаласьсмешной. Другое дело – лишний раз зацепить веннов, это да!

От Волкодава не укрылось, как опасливо покосился на негоподмастерье. Волкодав кивнул ему на старуху:

– Присмотри, чтобы никто не обидел.

А сам поднялся на ноги и неторопливо пошёл в сторону стойки.

Возчика он разглядел почти сразу. Тот сидел к нему спиной, истол перед ним был сплошь заставлен пустыми кружками. Рядом лакомились пивомнесколько местных парней. Кто-то отпустил очередную шуточку «…и вот приходитвенн в город», все засмеялись. Волкодав продолжал идти, и наконец молодойвозчик заметил, что сидящие напротив него по одному перестают его слушать исами замолкают, глядя куда-то поверх его головы. Он раздражённо оглянулся…

На него сверху вниз смотрел тот венн с постоялого двораЛюбочады. Смотрел, не мигая. И молчал. И был примерно таким, как он сам толькочто расписывал. Саженного росту парень, сплетённый из железных узловатыхремней. А над плечом у него тускло посвечивала тяжёлая крестовина меча. Веннтерпеливо ждал, пока не станет совсем тихо. И за этим столом, и за соседними.Потом он заговорил. Не очень громко, но слышно.

– Если ты считаешь себя мужчиной, вставай и держи ответза свои слова, – сказал Волкодав. – А не встанешь, значит, ты простомешок с дерьмом. И ничего больше.

Опять стало тихо. Уже вся корчма смотрела на них.

– Эй, полегче там, венн… – проворчал кто-то за спинойВолкодава. Волкодав не стал оборачиваться и отвечать. Он стоял очень спокойно инеподвижно, опустив руки. И ждал. И смотрел на обидчика, не отводя глаз.

Тот, конечно, успел опрокинуть в себя порядочное количествокружек, но был далеко не так пьян, как в день драки. Умирать ему не захотелось.Он опустил голову и сгорбился на скамье, пряча глаза.

Видя, что вставать он вовсе не собирается, Волкодав резконагнулся и быстрым движением, за которым мало кто успел уследить, выдернул ножиз ножен на поясе возчика. Тот самый нож. Взяв тремя пальцами крепкое лезвие,Волкодав сломал его, как лучинку. Бросил на пол обломки и пошёл молча, неоглядываясь, к столику у двери. Туда, где оставил старуху. Он знал, что успеетуслышать, если возчик всё-таки вздумает выкинуть глупость. Или не возчик, акто-нибудь другой. Но ничего не случилось. К тому времени, когда он вернулся застол, корчма гудела совершенно по-прежнему.

Каково бы ни было горе, нельзя рыдать без конца. Что-топереполняется в душе, и раздирающее отчаяние сменяется тупым безразличием. Воти старая вельхинка, согнувшись над опорожненной кружкой, вытирала красные отслёз глаза, но больше не плакала.

Подмастерье, видевший, как Волкодав ходил к стойке, встретилего со всем почтением и даже указал ему на старуху: мол, присмотрел. А когдачерез некоторое время шумной ватагой ввалились его друзья и начали сетовать,что места на скамье маловато, – замахал на них руками:

– Ничего, потеснитесь…

– Рассказывай, бабушка, если хочешь, – сказалВолкодав.

…Её звали Киренн. Сорок зим назад, юной девушкой, взошла онасо своим любимым на честное брачное ложе. Свадьбу, которой следовало бысостояться осенью, против всякого обыкновения справили в конце весны, потомучто соседи-саккаремцы грозили войной и мужчины племени, дети СеребряногоОблака, отправлялись сражаться. Пусть юноша-жених, рассудили старейшины,обретёт любимую и хотя бы продолжит себя потомством, если ему суждено будетпасть. И он ушёл, её Над кланд Аркатнейл, стройный, как молодой тополь,сильный, как сто быков, и румяный, как утренняя заря. Ушёл, чтобы не вернуться…

Судьба была немилостива к юной жене. Боги не послали ейнаследника, а другой раз замуж она не пошла, ибо воины рассказали ей, что еёНада не было среди павших. Однажды Киренн ушла из дому и тоже не возвратилась.Она отправилась в Саккарем, надеясь разыскать там мужа. И, конечно, неразыскала, только сама угодила в рабство. Долго носило её, точно маленькующепку в быстрой реке, и наконец прибило к берегу: девять зим назад здесь, вГалираде, добросердечные земляки-вельхи выкупили Киренн из неволи. Благовеликой цены за неё, постаревшую и беззубую, уже не заламывали. Так она иосталась здесь жить – прислужницей у одной доброй вдовы…

И вот сегодня, когда Киренн отправилась на рынок за зеленьюдля хозяйкиного стола, ей случилось пройти мимо аррантского корабля,грузившегося перед близким отплытием. И вот там-то… у мостков, по которымвкатывали наверх бочки со знаменитой галирадской селёдкой… стоял… с писалом вруке и вощёной дощечкой на груди, на плетёном шнурке… с рабским ошейником нашее…

– Он всё такой же, мой Над… – Скоблёную БожьюЛадонь снова оросили прозрачные капли слёз. – Всё такой же красивый…только седой совсем…