«Ну? – сказал он, пошевеливая кнутом. – Иди сюда».

Он был сыт и силён, этот Волк. Сыт, силён, ловок и уверен всебе. Серый Пёс стоял перед ним, немного пригнувшись, и не сводил с неговзгляда.

Все ждали: вот сейчас кнут Волка метнётся лоснящимсяизвивом, словно охотящаяся гадюка, резанёт соперника по глазам… Вышло иначе.Волк стремительно подался вперёд, выбрасывая перед собой руку с кинжалом,нацеленным рабу в живот.

Тот мгновенно отшатнулся назад, уходя от неминуемой смерти.

Толпа кандальников глухо загудела, заволновалась.Притиснутые к дальней стене карабкались на выступы камня. Кто-то пыталсяопереться на чужое плечо, кто-то упал, нещадно ругаясь. Почему-то каждомухотелось воочию узреть этот бой, о котором действительно потом сложили легенды.

Двое противников снова неподвижно стояли лицом к лицу, итеперь уже мало кто сомневался, что Волк пустит в ход кнут. И опять вышлоиначе. Волк ещё раз попытался достать Серого Пса кинжалом, рассчитывая,наверное, что тот не ждал повторения удара.

Раб снова умудрился отпрянуть и сохранить себе жизнь, новыпад оказался наполовину обманным: кнут всё-таки устремился вперёд. Он сшипением пролетел над самым полом, чтобы обвить ногу Серого Пса и, лишивподвижности, подставить его под удар клинка. Раб с большим трудом, но всё жеуспел перепрыгнуть через змеившийся хвост. Волк, однако, отчасти добилсясвоего. Лёгкое движение локтя, и кнут в своём возвратном движении взвился спола, сорвав кожу с плеча раба. Серый Пёс, как позже говорили, не переменился влице. Вместо него охнула толпа.

«Иди сюда! – выругавшись, сказал Волк. – Иди сюда,трус!»

Серый Пёс ничем не показал, что слышал эти слова. Он давноотучил себя попадаться на такие вот крючки. Нет уж. Он ещё схватится с Волкомгрудь на грудь, но сделает это по-своему и тогда, когда сам сочтёт нужным. Авовсе не по прихоти Волка. И если он погибнет, это будет смерть, достойнаясвободного человека. А значит, он и драться станет как свободный человек, а некак загнанная в угол крыса…

Кнут Волка всё же свистнул верхом, метя ему по лицу, ноСерый Пёс вскинул руку, и кнут, рассекая кожу, намотался ему на руку и застрял.Теперь противники были намертво связаны, потому что выпускать кнут Волк несобирался. Лезвие кинжала поплыло вперёд, рассекая густой спёртый воздух. Рыжиеотсветы факелов стекали с него, точно жидкий огонь. Гранёное остриё неотвратимолетело в грудь Серому Псу, как раз в дыру лохмотьев, туда, где под немытойкожей и напряжёнными струнами мышц отчётливо проглядывали рёбра. Правая рукараба пошла вверх и в сторону, наперехват, успевая, успевая поймать и докостного треска сдавить жилистое запястье надсмотрщика…

И в это время гораздо более опытный Волк пнул его ногой.Серый Пёс ещё научится предугадывать малейшее движение соперника, да не одного,но пока он этого не умел и мало что мог противопоставить сноровистому Волку,кроме звериной силы и такой же звериной решимости умереть, но перед этим убить.Неожиданный удар пришёлся в живот и согнул тело пополам, и кинжал сотвратительным хрустом вошёл точно туда, куда направлял его Волк, и Серый Пёспонял, что умирает, и это было воистину так: когда он попытался вздохнуть, изорта потекла кровь. Однако он был ещё жив. И пока он был жив…

Волк поздно понял, что на погибель себе подобрался слишкомблизко к умирающему рабу. Торжествуя победу, он не отскочил сразу, думаявколотить кинжал до крестовины, и эта ошибка стоила ему сперва зрения, а черезмгновение и жизни. Рука Серого Пса, дёрнувшаяся было к пробитому боку, вдругвыстрелила вперёд, и растопыренные пальцы, летевшие, точно железные гвозди,прямо в глаза, стали самым последним, что Волку суждено было в этой жизниувидеть. Волк успел жутко закричать и вскинуть ладони к лицу, но тем самым онтолько помог Серому Псу поднять вторую руку, ибо кнут, прихваченный к запястьюкожаной петлёй-паворозом, по-прежнему связывал поединщиков, словнонерасторжимая пуповина. Серый Пёс взял Волка за горло и выдавил из него жизнь.Мёртвый Волк бесформенной кучей осел на щербатый каменный пол, и только тогда слевой руки победителя сбежали петли кнута, оставив после себя сочащуюся краснойкровью спираль.

«Волкодав!..» – не своим голосом завопил из глубины толпыкто-то, смекнувший, как называют большого серого пса, способного управиться сволком. А из боковых тоннелей, тесня бушующих каторжан, бежали надсмотрщики:небывалый исход поединка запросто мог привести к бунту.

Отгороженный от недавних собратьев плотной стеной обтянутыхржавыми кольчугами спин, Волкодав ещё стоял на ногах, упрямо отказываясьпадать, хотя по всем законам ему давно полагалось бы упасть и испустить дух. Онзажимал рану ладонями, и между пальцами прорывались липкие пузыри. Он знал, чтоу него хватит сил добрести до ворот, ведущих к свободе, – где бы они нинаходились, эти ворота. Ещё он знал, что надсмотрщики откроют ворота и выпустятего, не добив по дороге. Потому что оставшиеся рабы рано или поздно проведаютистину, а значит, потешить душу поединком не удастся больше никому и никогда.За что драться невольнику, если не манит свобода?

…Он плохо помнил, как его вели каменными переходами.Сознание меркло, многолетняя привычка брала своё, и ноги переступали короткимишажками, ровно по мерке снятых с них кандалов. Постепенно делалось холоднее: толи оттого, что приближалась поверхность, выстуженная вечным морозом, то лииз-за крови, которая с каждым толчком сердца уходила из тела и чёрными кляксамиотмечала его путь. Почти всюду эти кляксы мигом исчезнут под сотнями тяжелошаркающих ног – эка невидаль, кровь на рудничных камнях! – но кое-гдепятна сохранятся, и рабы станут показывать их друг другу и особенно новичкам,убеждая, что легенда о завоевавшем свободу – не вымысел…

А пока Волкодав просто шёл, поддерживаемый неизвестно какойсилой, и вся воля уходила только на то, чтобы сделать ещё один шажок и неупасть. Перед ним проплывали мутные пятна каких-то лиц, но он не мог дажеприсмотреться как следует, не то что узнать. Шаг. Держись, Волкодав. Держись, неумирай. И ещё шаг. И ещё.

…И ударил огромный, нечеловеческий свет, грозивший выжечьглаза даже сквозь мгновенно захлопнувшиеся веки. Это горело беспощадно-сизоегорное солнце, повисшее в фиолетовом небе перед самым устьем пещеры. Протянируку – и окунёшься в огонь. Волкодав услышал, как закричал от ужаса НелетучийМыш, чудом уцелевший во время поединка. Потом раздался голос вродечеловеческого, сказавший:

«Вот тебе твоя свобода. Ступай».

Резкий мороз на какое-то время подстегнул отуманенный больюразум, и Волкодав попробовал оглядеться, плотно сощурив исходящие слезами,напрочь отвыкшие от дневного света глаза. Прямо перед ним голубел на солнцеизрезанный трещинами горб ледника, стиснутого с двух сторон чёрными скаламиущелья. Волкодав ступил на снег и пошёл, сознавая, что в спину ему смотрятрабы, занятые в отвалах и на подъездных трактах. Они должны запомнить ирассказать остальным, что он ушёл. Наверное, он упадёт и умрёт за первой жескалой. Но пусть они запомнят, что он ушёлна свободу. Ушёл сам…