что он только бы пожелал. Потом я бы выпила остатки его бренди и поблагодарила богов за забвение.

Однако я не была уверена, что заслуживала отвлечения. И я хотела знать…

Я проглотила подступивший к горлу комок.

– Она…?

– Здесь неподалеку есть покойницкая. Я проследил, чтобы к ней отнеслись с уважением. Ваша королева пообещала, что оплатит пышные похороны.

Слово «похороны» нависло надо мной, холодное и легкое, будто саван. Окончательное. Определенное. Точка в конце пути Лары.

В глазах вновь скопилась тяжесть, коридор размыло.

Когда мы добрались до моего номера, Бастиан настоял на том, чтобы проверить комнаты. У меня не было сил спорить. Он проверил шкафы, ванную, под кроватью, за шторами. Немного постояв у розового куста, Бастиан задернул шторы и принялся зажигать все свечи и лампы.

Я наблюдала за этим всем, прислонившись к дверному косяку спальни.

– Все чисто, – объявил он наконец. Он ничего не сказал о слезах на моих щеках, но его взгляд проследил за их следами, и брови нахмурились. Он достал из кармана носовой платок. Через несколько секунд Бастиан вложил его в мою руку и отступил назад.

– Доброй ночи, Кэт. Спи спокойно. Пусть сны не тревожат тебя.

Глава 30

Быть может, мое подсознание решило повиноваться его указаниям, но в ту ночь мне ничего не снилось.

Впрочем, мое облегчение длилось недолго. На следующий день во дворце было необычно тихо. Пока я спускалась в гостиную, куда королева созвала всех своих придворных дам, все замолкали, как только я проходила мимо. Даже слуги отрывались от своей работы и удивленно смотрели мне вслед.

В гостиной я обнаружила, что все придворные дамы, собравшиеся вокруг королевы, были облачены в траурные одежды. От этого, когда они повернулись и посмотрели на меня, их лица казались еще бледнее. Королева усадила меня рядом с собой – впервые с тех пор, как я сюда приехала, – и распорядилась принести мне бренди и пирог, несмотря на то, что было только утро. Я не отказалась ни от того, ни от другого.

Сахар и алкоголь. Это все, что мне сейчас нужно.

Королева взяла меня за руку и, расспрашивая о вчерашнем дне и моем «испытании», смотрела на меня даже как будто бы с сочувствием. Остальные столпились вокруг и изумленно слушали. Их любопытные взгляды, как мухи на дерьмо, устремлялись к любым сплетням, но теперь под покорно сложенными руками скрывалось еще кое-что…

Страх.

Лара была убита. Но мы ничего не знали ни о преступнике, ни о его мотивах. Это мог быть любой из них или – из нас.

Двор был не просто увлекательной игрой – в нем таилось полно опасностей. Нахождение здесь стоило Ларе жизни, хотя она и была одной из любимец королевы, а Лэнгдон – ее могущественным покровителем. Разве у меня есть шансы здесь выжить? У меня нет союзников. Я не знаю правил и не умею играть.

«Знание – сила», – как давным-давно говорил какой-то философ. Поэтому я поделилась с ними своими знаниями – во всяком случае, всем, чем можно было поделиться. Я ничего не сказала про кулон, который Лара сжимала в руке. Если мои воспоминания могли спасти кого-то из них от той же участи, то стоило вновь пережить этот страх.

Следующие несколько дней мир продолжал оставаться странным. Все мероприятия были отменены. Дворцовая стража установила в девять вечера комендантский час, несмотря на то, что Лару убили посреди дня. Возможно, Бастиан был прав насчет их глупости. А может, они просто хотели успокоить нас, хоть что-то предприняв.

Все относились ко мне с разной степенью сочувствия, подозрительности или любопытства, и, куда бы я ни пошла, то везде оставляла за собой эту настороженную тишину. Только Элла вела себя более-менее как обычно, хотя ее щеки были бледными. Когда она согласилась показать мне, как взламывать замки, то обняла меня крепче, чем обычно.

Бастиана я не видела.

Зато появился проблеск в виде хороших новостей от Мораг. И хотя из-за усиленной охраны дворца письмо задержалось, я была рада узнать, что наконец-то в учетных книгах наводится порядок. Мораг отправила судебному приставу больше денег, а Хорвич начал потихоньку ремонтировать поместье.

Королева держала нас, придворных дам, рядом с собой. Мы принимали пищу вместе с ней. Мы посещали ее в ванной. Тем временем у нее внезапно появился интерес к серии любовных романов, переведенных с франкского.

Разумеется, как только об этом стало известно, произведения писательницы мадам Сержан стали повальным увлечением. Нам всем подарили экземпляры и приказали читать, чтобы мы могли обсуждать их, развлекая Ее Величество.

– У нас будет книжный клуб, – объявила она с сияющими глазами, вручая мне книгу, перевязанную пышной черной лентой. В конце концов, у нас все еще был траур.

Не успела я отвернуться, как королева прикоснулась к моей руке и наклонилась ближе.

– Кэтрин, – она погладила меня по щеке, и я с трудом скрыла шок от нежности этого жеста. – Ты выглядишь усталой. Надеюсь, это отвлечет тебя. Иди, читай, наслаждайся. Memento mori. Получай удовольствие, пока можешь.

Однако ее хорошее настроение не продлилось долго. К обеду она сорвалась на Эллу, отобрала у леди Понсонби чайник и сама себе налила чай, а девочке-служанке велела скрыться с глаз долой. Наконец, мы все оказались уволены.

Не могу сказать, что я очень расстроилась. Все-таки целую неделю мы сидели взаперти и ничего не нарушало однообразие нашего общества.

С новой книгой в руках я поспешила в свои комнаты, взяла переписанную записку Бастиана и направилась в сад. Капризы королевы и комендантский час совсем все никак не давали мне проверить точку сброса, да и Кавендиш никак не отреагировал на мое сообщение о том, что у меня есть новости. Без особых указаний я не хотела искать в точке сброса посылку или записку, но мне самой было интересно, совпадает ли чертеж. Это сделало бы мои сведения более ценными для Кавендиша.

Должна ли я вообще передавать ему эту информацию, я старалась не задумываться. После того, как Бастиан так заботился обо мне в день убийства Лары, все стало сложнее.

Оказавшись в солнечных лучах, я сделала самый глубокий вдох за всю неделю. У него был привкус сырой земли и растущей зелени. Свежей мяты и розмарина. Пикантного тимьяна и шалфея. Древесного, терпкого аромата кедра, который напомнил мне об одолженном пальто, все еще висевшему у меня в покоях.

Кругом пели птицы, а по стволам деревьев шныряли белки – их рыжий мех был почти такого же цвета,