– Почему ты так делаешь?

– Как делаю? Так? – Кончики его пальцев, словно легкие перья, прошлись по моей шее и обвели впадинку прямо над жемчужным ожерельем.

– Ты делаешь все, чтобы вывести меня из равновесия.

– О, поверь, милый уголек, если бы я делал все… Только то, на что ты сама согласилась. Если бы ты захотела, я зашел бы гораздо дальше. – Он опустил руку ниже, провел по округлости груди, притягивая меня ближе, пока мой сосок не коснулся его.

Я не смогла сдержать стон, который вырвался из меня. Я невольно откинула голову назад, еще на шаг ближе к тому, чтобы сдаться.

– Да, вот так. Не нужно стыдиться удовольствия. Не нужно стыдиться своего тела.

– Но почему? – Это было важно. В этот раз он не расспрашивал меня о сфере, а значит, не использовал мое удовольствие против меня. И все же это было опасность: я чувствовала, как теряю контроль.

Возможно, то, что было сейчас, было еще более опасно, потому что я не знала, какую игру он затеял. Я чувствовала себя пешкой, которую он мог легко двигать на доске.

Бастиан задумался.

– Я не могу понять тебя. Когда мы впервые встретились, ты наставила на меня пистолет и заставила выбирать между деньгами и жизнью. – Он покрутил мой сосок, на этот раз чуть сильнее, но по-прежнему игриво. – Во второй раз я встретил идеальную леди, благоразумную и манерную, красневшую каждый раз, как наши бедра соприкасались в танце.

Меня бы позабавила идея, что его смущало мое поведение, если бы я не была слишком занята, пытаясь сохранить рассудок, пока он дразнил меня, подталкивая все ближе к краю.

– Где грань между покорностью и нарушением закона? – прижавшись ко мне, спрашивал он, словно читал любовные стихи. – Я не могу сказать, где проводишь эту грань ты и как переступаешь ее, но чем больше ты стараешься удержать равновесие, тем сильнее ты поскальзываешься, кидая на меня такие многозначительные взгляды.

Я не просто ходила по краю – это был натянутый канат. Мой план заключался в том, чтобы, играя на его желаниях, усыпить его бдительность и заставить выболтать все секреты. Вот только он играл со мной в эту же игру.

– Теперь моя очередь задавать вопросы. – Он поцеловал меня в затылок, точку между шеей и плечом: его прикосновения сводили меня с ума. – Почему тогда в лабиринте ты была готова выпустить свои желания на волю, а теперь боишься их?

Потребовалось несколько тяжелых вдохов, прежде чем я что-то смогла произнести.

– Есть вещи, которые лучше не делать при свете дня.

– Хм… – Вокруг нас сгустились тени, своими языками облизывая полуденное солнце, пока наконец на сером небе не остался лишь тусклый диск, а сады не померкли. Воздух загустел, наполнив аромат роз и жимолости тяжестью, смешиваясь с кедром и бергамотом Бастиана.

По мере того как аромат наполнял меня, эльф прижимался все крепче и, наконец, подарил то трение, в котором так нуждалась моя выгнутая спина, – нарастающая твердость его члена соприкоснулась с моей жаждующей плотью. Настал его черед застонать, и этот стон гулом прошелся по моему позвоночнику, заставляя меня уводить бедра все дальше.

Я не должна этого делать. Я не должна хотеть этого. Наконец, я отстранилась от опасного желания и выпрямилась. Вам должно быть стыдно, Кэтрин Феррерс.

Он вздохнул.

– Все-таки правила в твоей голове победили.

Он произнес это так, будто это плохо. Но правила оберегали меня.

– Твое тело жаждет удовольствия, прикосновений… – Он приблизился к моему уху, трясь о мой зад и одновременно сжимая сосок, отчего я вздрогнула. – И, должен сказать, отвечает на них очень красиво. И все же ты отказываешь себе… Или ты заложница обстоятельств? Одна при дворе, без мужа, в обществе, где только с ним разрешен секс.

Я сжала челюсть, не в силах ответить.

Его пальцы распластались на моем животе, и он прислонился ко мне головой.

– Секс – это как хорошая еда или питье: мы нуждаемся в нем, и им можно делиться с тем, кого, черт возьми, ты хочешь.

Ему легко говорить, ведь он может делать все, что пожелает. Он был хозяином положения. Сначала он доводит меня до такого состояния, а потом, когда увидит меня в следующий раз, сделает вид, что ничего не было.

Чертовски просто.

У него были все карты в игре и все фигуры на шахматной доске, а у меня не было ничего. Я всего лишь пыталась выжить при дворе, противостоя не только Бастиану, но и другим силам в этих мутных водах.

Мои руки сжались в кулаки.

– Почему тебя это волнует, Бастиан? Для чего ты меня изучаешь? Зачем?

С низким гулом, похожим на рычание, он развернул меня лицом к себе.

– Потому что ты живешь лишь наполовину. Ты постоянно начеку, сдерживаешься, и я не могу понять, почему. И уж точно не могу смириться с этим. – Обнажив зубы, он понизил голос. – И я не могу смириться с тем, что Лэнгдон помешал тебе съесть то чертово пирожное.

У меня перехватило дыхание, и я бы отшатнулась, если бы он не держал меня за плечи.

– Именно такие люди, как он, установили правила, которые держат тебя в узде, требуя, чтобы ты сложила руки и вежливо улыбалась, разве нет? Именно такие голоса, как его, ты слышишь, когда стоишь там, разрываясь между тем, какой, по мнению твоей страны, должна быть леди, и стремлением получить удовольствие, которого жаждет твое тело.

Я прижала руку к груди. Прямое попадание.

– Если ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, Кэт, то хорошо. – Он покачал головой, нахмурившись так же глубоко, как и его тени. – Дело не в том, что я хочу поиметь тебя. Дело в том, чтобы ты делала то, что хочешь, а не следовала правилам, которые навязал тебе кто-то другой якобы для твоего блага. – Бастиан наклонился ближе, смотря на меня так пристально, что я не могла отвести взгляд. – Никто не имеет права решать, с кем ты должна делить свое тело и что ты должна с ним делать. Никто. Поэтому я спрошу тебя еще раз: ты хочешь этих вещей из книги?

Мое тело изнывало от желания, и даже разум подсказывал, что я могу сказать «да», потому что это нужно для моей работы – просто часть миссии. Всего лишь способ сблизиться с ним.

Я почти согласилась.

Его брови поднялись, словно подсказывая.

– Добрый день? Все в порядке?

Мужской голос развеял чары, которые заставили меня всерьез задуматься об ответе –