Пока такое не проделаешь, будешь ходить в малышах, — сказал Джи Си Таю, — будешь числиться в кандидатах. Ты этого хочешь?

Тайрон ясно слышал презрение в голосе Джи Си, и это его уязвляло, унижало. Наконец, он решился и взял пистолет. Крутанул барабан. Он твердил себе, что у него ничего не выйдет, тянул время. Надеялся, что его остановят, что мама Джи Си постучит в дверь или еще что-то произойдет.

— Давай, малыш, решайся или плачь, сделай или умри. Все будет хорошо. Покажи, на что ты способен. Покажи, что ты настоящий шестидесятник.

Тай колебался, медленно поднес ствол к правому виску, молясь о помощи, молясь, чтобы кошмар закончился, чтобы хоть кто-нибудь спас его от этого.

Когда дуло коснулось виска, он отвел его и наставил в пол.

133

Вытер крупный пот на лбу рукавом рубашки. Увидел разочарованный взгляд Джи Си.

Он снова поднес пистолет к виску и не решался, смотрел на Джи Си и глазами молил остановить его. Но Джи Си взглядом приказывал не останавливаться. Четырнадцатилетний пацан притиснул дрожащий палец к пусковому крючку. Затем медленно нажал на курок.

— Тай сказал, что после школы пойдет ночевать к Джею, — сказала Женива в десять вечера. — Я только что звонила узнать, как он там, но ни Джей, ни его родители ничего об этом не знают. Он снова куда-то запропастился. Может, поищешь его?

— Я уже раньше пытался выслеживать его и никогда не находил, он сам появлялся. Как только явится — поговорю с ним серьезно, — ответил Кларенс.

Он сидел в своем старом кресле, стоящем теперь в гостиной Дэни. Кларенс размышлял о Тае и бандах. Вспоминал себя в возрасте четырнадцати лет, такого робкого внутренне и задиристого внешне. В его время городские подростки довели эндемический юмор до состояния искусства. Эта литания слов и понятий превосходила своим потоком обычное употребление ругательных выражений, как живопись Рембрандта превосходит мазню пальцем. Во времена Кларенса любимым словесным занятием было «джонин». Для этого дела требовался острый язык и толстая шкура, чтобы терпеть насмешки.

Собиралась компания, ты становился объектом, ребята вокруг стояли и слушали, смеялись в моменты твоего уничижения. Комментировали тебя всего: от клепаной одежды до законнорожденности, от компании твоей мамаши до твоих невидимых физических недостатков. «Ты, недоносок, в лапти обутый, длинноносый, рот огурцом, рожа репой, крысоголовый, тугоухий, чернозадый, спящий с сестрой».

У них это называлось «унижение», спустя годы это сократилось до «нижняк». Может, из-за того что, как говорил отец, столь долго терпели унижение в культурном отношении, они решили, что не будут больше терпеть унижения друг от друга. Поэтому на всякий выпад кастетом, бритвой, свинцовой трубой отвечали тем же. На вопрос: «Почему ты так поступил с Джимми?» отвечали: «Он не уважает меня». И всё объяснение.

Кларенс был королем «джонина» улиц Хорнер и Кабрини. У него был острый ум, отточенный критичным и циничным от-

134

ношением, что подняло его на высоты «джонина».

Хуже всего было подвергнуться «джонину» за то, что выделился. Кларенс определил способ, как избежать этого. Важно было правильно одеваться. Это называлось «быть выше». Ты был выше, если следовал последнему писку моды. В те дни это были рубашки с высоким стоячим воротником, штаны «акулья кожа» и окантовки крыла в стиле Стейси Адамс. Ярлыки на твоей одежде свидетельствовали, что ты из «хиппи».

Во времена отрочества Кларенса обувь «Чак Тайлор» значила то же, что теперь Эйр Джордан. Если ты носил Флайерс, все знали, что ты хромой придурок. «Чак Тайлор» были двух цветов. Кларенс до сих пор помнил четкий отпечаток их подошв на грязи.

Он так же помнил «походняк» — гордую вызывающую походку, когда одна нога слегка тянулась или подскакивала. Словно тело слегка перекручено, и это был крутой, смелый мужской стиль. Ты шел так по дороге, и все опасались связываться с тобой, как с крутым мужиком. Кларенс вспомнил, как потом пытался избавиться от этой походки в колледже, где она уже не была ценным качеством, а только мешала. Несколько раз он был в отчаянии, пытаясь переучиться ходить прямо.

Он вспомнил, как носил шапку задом наперед, пряжку ремня — незатянутой, шнурки — не завязанными. Он выглядел круто, только иногда падал из-за всех этих наворотов. При мысли об этом Кларенс громко рассмеялся и подумал, что Тайрон и его друзья не сильно отличаются от него в том же возрасте. Просто у них больше времени, больше наркотиков, больше оружия и меньше отцов.

Но больше всего ему запомнилась «тусовка». Личностей не существовало — ты должен был быть частью какой-то группы. Мамы молились, чтобы ты присоединился к «хорошей» группе, но это редко случалось. «С кем он тусуется?» — вот был определяющий вопрос. На что мог последовать примерно такой ответ: «Он тусит с Бульдогами Тернера и Малышом Крысоголовым, который притащил часть от парня Капоне на Четвертую улицу».

Они готовились, как ученики гладиаторов, к выходу на арену собственных колизеев. Забрасывали мячи в кольца — на обеих улицах Хорнер и Кабрини шла непрерывная игра в баскетбол, и обувка «Чак Тейлор» снашивалась в прах. Они разучивали разные приемы игры. Кларенс вспомнил, как нашел

135

золотистую гильзу, и сделал из нее коронку для зуба. Носил ее, пока отец однажды не заметил, и не задал ему трепки, чтобы, как он говаривал, «изменить отношение».

В группе было безопасно. Ты не был уязвимым. Когда на тебя нападали по двойной схеме: один хватал за руки, а другой замахивался, чтобы влепить тебе в лицо, нужны были товарищи, иначе тебе конец. Тебя защищала не твоя семья, а твоя банда. И защищала она не твой дом, а свою территорию.

Почти ничем не владея, они объявляли своими улицы, которые им не принадлежали. «Вон там, видишь? Это будет наш угол».

Он думал обо всех этих пацанах на улицах, без отцов. Думал о ровесниках, о жестком давлении сверстников, о потребности детей быть с другими детьми. Вопрос в том, что это за дети, в чем интересы их группы.

Кларенс размышлял о том, как вдруг приблизился тогда к совершенно другой жизни. Принял участие в магазинной краже в угловом магазинчике, принадлежащем белым. «Почему белые имеют прибыль с черных? Они только этим и занимаются всю жизнь, что ли? А черному, если сильно везло, выпадало носить их клюшки в гольф клубе или удобрять компостом их палисадники». Так он себя уговаривал, рассовывая по карманам конфеты и